Умная пристань

Алексей Лосев

Когда я думаю о Лосеве, мне ясно представляется пароход, Черное море, начало века. Мальчик Алеша, влюбленный в гимназистку Веру. Они смотрят друг на друга, потом вместе глядят на море, а поздним вечером – на первые звезды, мерцающие на черном бархате южного неба. Возможно, Алеша спросил тогда у Веры: «Вы верите в чудеса?.. А я верю...»

С чистой верой в Бога, с детской убежденностью в чудесном происхождении мира пришел в русскую философию Алексей Лосев. Первые свои книги он написал в середине 20-х годов, когда страсть к материальному преображению природы и самого человека захватила миллионы людей. Они уверились в могуществе лампочки и самолета, трактора и насоса. То была эпоха низких истин. Как писал Лосев: «Всем вдруг захотелось происходить от обезьяны». Обладатели других, высоких истин, были или уничтожены, или высланы из страны. Слово «идеалист» звучало приговором. А Лосев тем временем писал свою «Диалектику мифа», писал вдохновенно, как пишут стихи.

Эта работа и сейчас кажется необыкновенно взволнованным текстом, вовсе не похожим на сухой философский трактат. Лосев защищает в этой книге не столько свои умственные построения, он защищает человека от воцарившегося хаоса и смуты, он напоминает, что человек создан по образу и подобию Божьему и не годится ему жить по-скотски. Лосев открывает чудесную, тайную часть окружающего мира, которая неподвластна партийной указке. Сейчас, когда вместо партийных догматов на человека со всех сторон давят суеверия с их мрачным карканьем, светлые книги Лосева кажутся посланиями и к нам, в наше колеблющееся время.

«Всякий переживал это странное чувство, когда вдруг вся жизнь предстает... как поразительное чудо, – писал Лосев в 1926 году. – Не нужно ничего специально странного и страшного, ничего особенно необычного, особенно сильного... специально сказочного, чтобы... была оценена чудесная сторона жизни. Достаточно самого простого, обыденного и слабого... чтобы сотворилось чудо».

Лучшим свидетельством правоты Лосева стала сама его жизнь. Можно подвергнуть сомнению философию человека, но нельзя опровергнуть судьбу.

Алексей Лосев родился 23 сентября 1893 года в столице области Войска Донского – Новочеркасске. «Я – казак», – с гордостью говорил Лосев. Учился в замечательной гимназии, которую вспоминал потом всю жизнь с благодарностью. В четвертом классе увлекся сочинениями Камиля Фламмариона, известного французского астронома. (Удивительно, что через много лет его женой станет Валентина Михайловна Соколова, ученый-астроном! Обвенчает их в Сергиевом Посаде сам Павел Флоренский.)

В семнадцать лет Алексей записал в дневнике: «Человек живет радостью». Источник радости юный Лосев увидел не во внешних поступках, а во «внутреннем духовном подвиге».
К двадцати одному году он составляет так много планов на жизнь, что записывает все в том же дневнике: «Господи, даже голова кружится от такой бездны дела, которая меня ждет...»

Но роковые стечения обстоятельств вмешиваются в его жизнь уже тогда. Первый раз Лосев приезжает за границу, в Берлин, в июле 1914 года,
за несколько дней до начала Первой мировой войны. Он успевает взять книжки в библиотеке, прогуляться по городу. Но вот – война, и все русские, жившие или гостившие в Берлине, торопятся на вокзал, чтобы уехать на родину. Алексей первым делом торопится отдать книжки обратно в библиотеку. Это трепетное отношение к книге отличало Лосева всю его жизнь. Пока он сдавал книжки, поезд в Россию ушел. Алексей долго маялся на вокзале среди таких же опоздавших. В суматохе у него украли чемодан с рукописями. Он пытается преследовать похитителя, но безуспешно. В этих обстоятельствах, среди охваченных страхом и паникой людей, молодость и выдержка помогают ему пережить потерю с истинно философским спокойствием. Лосев даже успевает написать письмо любимой девушке: «Несчастье – вещь условная. Оно вполне зависит от нас, от нашей индивидуальности... Да что такое пропавшие рукописи. Ведь голова на плечах осталась? Жизнь, которую я отдаю своему делу, осталась? Ну так чего же там разговаривать...»

Еще не один раз судьба будет отнимать у него книги и рукописи.
В 1932 году Лосев, будучи в лагере, получает известие о гибели большей части своей библиотеки и научного архива. Он пишет любимой письмо.
И сегодня невозможно читать без содрогания этот реквием библиотеке: «...Уничтожена тихая обитель молитвы, любви, высоких вдохновений ума и сердца, убежище ласки и мира, умная пристань в скорби и хаосе жизни... Куда деться и что делать? Милая, спаси меня как-нибудь, я без тебя погибну. Родная, утешь и отри мои слезы, я же рыдаю сейчас как ребенок и не знаю, что со мной... Ибо что я такое без библиотеки? Это все равно, что Шаляпин, потерявший свой голос, или Рахманинов – без рояля... Помнишь, на каждом листике таилась какая-нибудь мысль, плод иной раз многих бессонных ночей и больших усилий ищущего ума? Ты помнишь, милая, с каким уважением и даже благоговением относилась ты к каждому клочку из моих бумаг и клала их ко мне на стол, когда они падали на пол? Милый-милый, единственный человек! Только ты одна у меня осталась, да и ту Бог оторвал от меня на тысячи верст... Как люблю я тебя, мой вечный друг и спутник, так я люблю и свои книги, и не знаю, где кончается общение с великим человеком через его книгу и начинается общение с тобою. Это ведь все же едино, одно нечто единое, целое и целомудренное, нерушимое и вечное... Свет моей души, сделай так, чтобы не было этого разрушения. Родная, приди ко мне, явись с утешением и лаской... Радость моя, любовь моя, милая девочка...»

В августе 41-го фугасная бомба уничтожит в Москве дом, где жил Лосев. В воронке погибнет его архив и десять тысяч томов книг. Вместе с женой он будет откапывать уцелевшие книги, сушить их в сарае на веревке, проглаживать утюгом страницы... Позднее Лосев говорил: «Некоторые из обгоревших, разбитых и покрытых известью книг, которыми трудно пользоваться, я сохраняю до сих пор, так как не в силах с ними расстаться даже в этом ужасном виде...»

Когда узнаешь подробности жизни Лосева, то начинает казаться, что вокруг него иногда не оставалось ничего живого, светлого, непогибшего. Один он возвышался над обстоятельствами, хранил упрямое спокойствие и не унывал.

В апреле 1930 года Лосева арестовали. Четыре месяца одиночки и потом семнадцать месяцев заключения во внутренней тюрьме Лубянки. Пока он сидит в тюрьме, его клеймят за «идеализм» в газетах, а с высоких трибун – как врага народа. Особенно усердствуют в этом моральном избиении Лазарь Каганович и Максим Горький. Арестовывают и жену Лосева. Ему дают десять лет лагерей, Валентине Михайловне – пять. Лосева отправляют на Свирьстрой, ее – на Алтай.

В лагере Лосев счел за счастье оказаться на должности сторожа дровяного склада лесной биржи. Лагерное начальство понимало, видимо, что на любой другой работе от больного туберкулезом, полуслепого очкарика никакого толку не будет. И вот Лосев сторожит по ночам дрова и, пользуясь уединением, обдумывает свои будущие книги, сочиняет про себя повести и стихи, а для бодрости поет вслух арии и романсы. Он путешествует взглядом по морозному ночному небу и пишет жене, что мечтал бы написать вместе с ней книгу «Звездное небо и его чудеса». Он благодарит Бога за возможность караулить дрова по восемь часов в сутки и более всего боится, что дрова кончатся и сторожить будет нечего.

И это в конце концов случается,
и Лосева со Свирьстроя собираются отправить в еще более страшный Сиблаг. Он пишет жене: «Родной, вечный человек, здравствуй!.. Когда думал, что мне надо ехать в Сиблаг, – сразу почувствовал, что такие вещи не делаются случайно и что какая-то сознательная рука ведет меня к великой цели. Благославляю жизнь... Я весь, слава Богу, обворован, и теперь почти нет ничего...»

И тут же он пишет: «Все собираюсь жить...» Пережитое за два арестантских года – «только предисловие». А ведь Лосеву уже почти сорок лет. Кто из его мучителей мог представить, что у этого «доходяги» профессора бґольшая часть жизни еще впереди. Впереди грандиозный труд его жизни – восемь томов «Истории античной эстетики», долгие годы сосредоточенной работы, любовь учеников, мировая слава... Все впереди! Разве не чудом после этого предстает вся жизнь Алексея Лосева?

В 33-м году Беломоро-Балтий-ский канал построили и тех, кто выжил, выпустили на свободу. Так был освобожден и Лосев. Его освободили физически, но труды его оставались под арестом. Только в 95-м году его вдове удалось получить рукописи Лосева из архива ФСБ. Двадцать три года один из самых выдающихся и светлых русских умов не имел возможности публиковать свои труды. После войны он уже почти совсем ослеп и с тех пор все свои работы сначала слагал про себя, а потом диктовал, причем сразу начисто. Лосев должен был бы чувствовать себя заживо замурованным, но дух его не был пленен. Его более удачливые и молодые коллеги иногда иронически недоумевали: «На что надеетесь, Алексей Федорович?» Лосев отвечал с присущим ему юмором: «На археологию». Мол, сделают когда-нибудь раскопки на месте Арбата, найдут рукописи и вот тогда напечатают.

Первая с 20-х годов книга Лосева появилась из печати лишь в 1957 году, когда автору было 64 года. Но и после «оттепели» труды Лосева выходили с огромным трудом. В 1983 году, когда Лосеву было уже 90 лет, вдруг запретили его небольшую книжку о Владимире Соловьеве. Часть тиража успели отпечатать в Калининграде, но эти книги тут же сослали в глухомань (считая, очевидно, что в провинции такие умные книжки никому не нужны и их съедят мыши на складе). Потом один из учеников привез Алексею Федоровичу пачку «Владимира Соловьева» из Нижнего Тагила.

Лосев продолжал работать без скидок на возраст, читал лекции, давал интервью, диктовал. Когда его спрашивали о секретах долголетия и способах закаливания, Лосев говорил, что он не закалил, а запугал свой организм, тот не смеет и пикнуть.

Еще в 20-е годы вместе с женой он дает обет целомудрия и становится монахом Андроником. Каждый год 24 мая московское духовенство служит панихиды на Ваганьковском кладбище, где нашел упокоение Алексей Федорович.

Его трудные книги никогда не станут массовым чтением, но, мне кажется, очень важно просто знать, что почти весь ХХ век (Алексей Федорович умер в мае 88-го) рядом с нами тихо жил благородный человек, с радостью встречавший каждый Божий день.

Чудесный человек.