|
||
Застенчивый мальчик с Арбата. Вместе с мамой Устиньей Андреевной он жил в одной из коммуналок того дома, где и сейчас расположен «Зоомагазин». Ходил в музыкальную школу с нотной папкой на шнурках. Завороженно стоял под окном, откуда слышался рояль Святослава Рихтера и голос Нины Дорлиак. В войну помогал взрослым тушить зажигалки на крыше своего дома. Был контужен при взрыве бомбы, упавшей в соседнем квартале. С тех пор всю жизнь заикался. После окончания школы, в 53-м году, подал документы в Литературный институт, где был конкурс пятьдесят человек на одно место. Поступил! На II курсе первые свои рассказы принес в редакцию «Советского спорта». Рассказы были о свирепых нравах американского спорта. Подрабатывал в оркестре, играл на контрабасе. Мечтал о путешествиях. Увлекался джазом. Копил деньги на охотничье ружье. Влюблялся в тоненьких московских девушек… Литературная судьба Юрия Павловича Казакова кажется загадочной, почти невероятной. Как получилось, что городской мальчишка, студент, музыкант и очкарик, вдруг стал писателем, с которого началась знаменитая «деревенская проза»? Казаков писал и о городе, но именно с его рассказов «На полустанке» (1954), «Некрасивая» и «Странник» (1956) пошла в рост новая ветвь русской литературы ХХ века. Термина «деревенская проза» тогда еще не было, но саму прозу уже громили партийные критики. За честным описанием русской деревни, ее красоты и обездоленности критика высмотрела угрозу «социалистическим завоеваниям». Первая книжка вышла у Казакова в архангельском издательстве. Из письма Юрия Казакова своей однокурснице по Литературному институту Тамаре Жирмунской (7 апреля 1959 года): «Ты знаешь, меня-таки уже раздолбали в Архангельске. Статья называется “Тени прошлого”. Тон и содержание этой поносной статьи я тебе не стану цитировать, только конец. Он вот каков: “На наш взгляд, выход в свет книги Ю.Казакова, грубо искажающей нашу действительность, облик наших современников, строителей коммунизма – ошибка Архангельского издательства…” А сама статья такова, что пусть меня повесят, если архангельские аборигены уже не расхватали мою книжку, чтобы постараться узнать, что же это за собака “Ю.Казаков”». Вот в какой обстановке начинала свой путь к читателю лирическая проза Юрия Павловича Казакова. Конечно, были и благородные люди. И первым защитником молодого писателя стал Константин Георгиевич Паустовский. Старый писатель не дал тогда, в начале 60-х, растоптать талант не только Юрия Казакова, но и Бориса Балтера, Булата Окуджавы, Владимира Корнилова… Говорят, что Казаков написал мало. Все его рассказы легко умещаются в одном томе. Но это особенные рассказы, они полны таинственной простоты. На одном из вечеров памяти Казакова поэт Владимир Корнилов сказал о Юрии Павловиче: «…Таких рассказов, как “Трали-вали” или “Адам и Ева”, никогда не было и никогда не будет…» Во многих из них ничего не происходит, но это важнее всего происходящего. Как писали летописцы о редких затишьях в русской истории: «Бысть тишина». Вот такая божественная тишина растворена в рассказах Казакова. Все они возникают не из сюжета, не из динамики, а из дыхания природы и задумчивости одинокого человека. Здесь хочется вспомнить Пушкина: Читаю с тайною тоскою Проза Юрия Казакова читается с тайной тоскою и всегда внушает нежность. Нежность к ребенку (как в рассказе «Свечечка»), к любимой (как в рассказе «Осень в дубовых лесах»), к друзьям (в «Северном дневнике» и рассказе «Отход»), нежность к зримой и незримой красоте земли. Казакова упрекали в подражании Бунину, забывая, что молодой писатель работал над своими первыми рассказами за несколько лет до того, как Бунина разрешили печатать в Советском Союзе. Это уже потом Казаков полюбил Бунина необыкновенно – и его прозу, и его личность. Когда в конце 60-х годов Юрий Казаков попал в Париж, он первым делом бросился искать тех стариков-эмигрантов, которые могли помнить Ивана Алексеевича. Казаков нашел магнитофон и сделал уникальную запись воспоминаний о Бунине 80-летнего Бориса Зайцева. Вся несправедливая критика в адрес Казакова давно забылась. Так забывается осенняя тоскливая распутица, как только выпадет первый снег. И рассказал я о старой критике, о давнем непонимании лишь для того, чтобы напомнить о том, как тяжело бывает писателю в тот момент, когда он пишет. Как трудно написать «просто» рассказ, если тебя толкают под руку, мешают, сбивают с толку… Замечательный прозаик Георгий Семенов считал большой удачей, если у него получалось написать один рассказ в год! Один рассказ, но настоящий. Так же думал и Казаков. В 1967 году он опубликовал в «Литературной газете» удивительную статью «О мужестве писателя». Это была будто бы даже не статья, а Слово, обращение к душе и совести. О каком мужестве эта статья? О мужестве быть одному. Вот сидит писатель ночью за столом. Перед ним белый лист. И никто не поможет в эту минуту. Все пьют-гуляют, а ты – один. Все спят, а ты один не спишь. Тебе нужны талант, мужество, любовь, но все это дается свыше, от Бога. Не мешайте писателю быть одному – вот о чем была та забытая нынче статья Казакова. Юрий Павлович был рыцарем русской словесности. Иногда говорят, что Казакова забыли, мало читают, что молодые люди его не знают. Смешные слова. Казакова читают, любят, перечитывают, помнят, только все это происходит «за кадром» нашей быстроутекающей жизни. К Юрию Казакову, как к его любимой речке Яснушке, можно прийти лишь тихой и узкой тропой. Одному. |
