Параграфы, страницы
Совместный проект
с журналом «Школьное обозрение»
Александр Боев
Подобрать ключи к мировой истории
Обзор учебников всеобщей истории для основной
школы1
Везучие средние века
Надо сразу заметить, что нашей школе
очень повезло с учебниками по средним векам:
именно по этому периоду написано больше всего
действительно хороших пособий. Это во многом
связано с тем, что отечественная медиевистика до
сих пор представлена сильными научными школами.
Почти для всех учебников средних веков
характерны внимательное отношение к понятийному
аппарату, (который строится исходя из
«формационного» подхода), строгость изложения,
точное использование исторической терминологии.
 Учебник Агибаловой и Донского (Агибалова
Е. В., Донской Е. М. История средних веков. – М.:
Просвещение, 2001) пришел из советской школы, но,
как и учебник Годера по древнему миру, постоянно
обновлялся в русле новейших достижений
исторической науки и представляет удачный
синтез традиционных теоретических подходов и
новейших исторических достижений. Походит на
самый старый учебник Агибаловой – Донского
учебник Ведюшкина (Ведюшкин В. А. История
средних веков / Под ред. А. О. Чубарьяна. – М.:
Просвещение, 2000), хотя по сравнению с ним (да и,
собственно, со всеми учебниками по средним векам)
он несколько перегружен излишними деталями,
фактами, датами.
 Учебник Бойцова и Шукурова (Бойцов М. А.,
Шукуров Р.М. История средних веков. – М.: Русское
слово – РС, 2002) вышел уже шестым изданием и
справедливо считается одним из лучших пособий по
этому периоду. Предъявляемые ему иногда
претензии по поводу некоторой избыточности
фактического материала компенсируются логикой
изложения, строго историчным подходом и живым,
образным языком. Кстати, этот учебник был одним
из первых, где дополнительные материалы
(документы, иллюстрации) стали обучающими: они
снабжены системой заданий и вопросов. Причем
вопросы не только репродуктивные, но и
творческие, предполагающие интерпретацию
исторических событий.
 Учебник М. Брандта (Брандт М. Ю. История
средних веков. – М.: Дрофа, 2000) также необходимо
выделить особо, учитывая то, настолько удачно и
красиво он выстроен с точки зрения методики. Для
издания характерна очень тщательно
разработанная методическая структура, в нем дан
прекрасный справочный аппарат. В конце книги
есть библиографический справочник, словарь, в
который внесены все слова и понятия,
употребляемые в основном тексте; автором
предложена ясная и удобная для поиска система
хронологии. К каждой главе приведен список
литературы, к каждому параграфу – набор текстов
в рубриках «Эпоха в лицах», «Образы времени»; в
«Заданиях» – отдельные вопросы к параграфам,
исторические источники с заданиями к ним и т.д.
Традиционно оформленные карты с ясным
цветоделением, подписями, без лишних деталей.
 Явным недостатком учебника Годера и
Ртищевой по истории средних веков (Годер Г. И.,
Ртищева Г. А. История средних веков. – М.: Дрофа, 2002)
выглядит видимый перебор методических
ухищрений. Это другая крайность методической
работы над пособием. Текст и приведенные
документы несколько теряются за обилием
«управляющих» школьником значков, стрелочек и
маркеров. Однако это единственный учебник, где
есть, скажем, словарь-указатель – прекрасный
способ ориентировки по всему пособию,
применением которого, к сожалению, пренебрегают
другие авторы.
Проект Пономарева, Абрамова и Тырина (Пономарев
М. В., Абрамов А. В., Тырин С. В. История средних
веков. – М.: Дрофа; Веди-Принт, 2002) также можно
охарактеризовать как вполне грамотный и с
научной, и с методической точки зрения. Это
добротный учебник с логичной структурой и
интересными заданиями – вопросами, примерами и
т.п.
 Исключение из «везучего» блока средних
веков составляет учебник Н. Девятайкиной и др.
(Девятайкина Н. И., Акулов А. В., Бутырский М. Н.,
Селунская Н. А. История средних веков. – М.: ЦГО, 1998).
Авторы здесь предлагают свой модернизированный
набор исторических понятий, где наряду с
«цивилизацией средних веков» и «феодализмом»
(которые, как утверждают авторы, не совпадают по
времени), употребляются понятия «цивилизация
христианского средневекового запада» и
«аграрное общество средневековья». Авторы даже
не объясняют, что стоит за каждым из этих
словосочетаний и какое место они занимают в
понятийной сетке курса, а употребление их в
тексте случайно.
А объяснение ключевого понятия курса
– феодализма – ограничивается рассказом об
этимологии слова: «Понятие «феодализм» историки
произвели от слова «феод» – так в средние века
называлось земельное владение, предоставляемое
за военную или какую-нибудь другую службу…
Понятие «феодализм» стало обозначать
общественный строй стран Западной Европы в
позднее средневековье. К общественному строю
народов Востока это понятие не совсем подходит,
его употребляют с оговорками» (с. 8). Таким
образом, представления о сути феодализма как
общественного строя в курсе так и не дается.
Вообще же, отказ от определения
используемых понятий превращает историю в некий
безответственный разговор, набор фраз и эмоций,
создающий весьма смутное и запутанное
впечатление от прошлого. В данном учебнике
размытость понятийного аппарата усугубляется
своеобразным подходом к исторической
хронологии: здесь представлен список дат, в
который наравне с историческими событиями
включены все даты рождения и смерти упомянутых в
курсе личностей. В итоге начинается история
средних веков, если судить по этой хронологии,
рождением императора Константина, а
заканчивается смертью Карла Смелого
Бургундского.
В курсе всеобщей истории есть некий
набор ключевых понятий, относительно которых
теоретический консенсус авторов просто
необходим. Как бы ни хотели авторы разнообразить
историю, но заменить историю классов, войн и
революций историей простого человека и
культурных достижений без объяснения того, как
возникли и существовали в истории универсальные
социальные явления – государство, частная
собственность, город, феодализм, религия, сама
культура и прочее, – невозможно. История должна
отвечать на вопрос «почему». И она способна на
него ответить. На сегодняшний день, как не
вертись, самыми логичными оказываются
марксистские ответы на эти вопросы, чтобы там ни
говорилось об их «репрессивности» и
«безапелляционности».
Новая история:
запрет на понятия
Однако, если при изложении тем
древнего мира и отчасти средних веков (в силу
возраста учащихся) можно обойтись теоретическим
минимумом и качественным описанием, то вот при
рассмотрении эпохи нового и новейшего времени
вне теоретического осмысления изучение истории
невозможно. Особенно остро вопрос о понятийном
аппарате и принципах его построения встает в
связи с учебниками по новой истории. В этом курсе
речь идет о появлении машинного производства и
капитализма, буржуазных революциях и буржуазной
республике, формировании наций и других бурных
исторических процессах и событиях,
универсальный характер которых не позволяет
обойти их в изложении школьного курса и требует
теоретического объяснения этих процессов.
Остаться верным исторической логике и
установить причинно-следственную связь событий
удается в полной мере тогда, когда в качестве
исходного момента в изложении истории все-таки
предлагается анализ экономических отношений.
Для всех учебников характерно особое внимание к
культурным трансформациям эпохи: подробно
описываются Возрождение, Реформация,
Контрреформация, Просвещение, и это позволяет
сделать историческую картину действительно
яркой. Однако концентрация внимания на
культурной истории привела в ряде случаев к
полному забвению тем экономического развития.
 Яркий пример полной перестановки акцентов
– учебник Н. Креленко (Н. С. Креленко «Новая
история». – М.: ЦГО, 2000), в котором просто нет ни
одного параграфа, в названии которого
встречалось бы само слово «экономика» или
синонимы этого понятия (сейчас в учебниках чаще
всего используется эвфемизм «хозяйственная
жизнь»). Темы промышленной революции в Англии и
тема, где указаны предпосылки капитализма в
первых буржуазных странах, помещены в главу
«Политическая жизнь Европы». В куцых
экономических подглавках замечается все же:
«Хозяйственная жизнь этих стран (Англии и
Голландии. – А.Б.) задавала тон всему развитию
Европы. Она определила путь, по которому пошли
вслед за лидерами сначала соседние страны, а
позднее весь мир» (с. 125). Но собственно об этом
пути – один абзац чуть выше.
К сожалению, объяснить культурные и
политические процессы нового времени, которым
так много места уделено в учебнике, вне
социально-экономического контекста весьма
затруднительно. И поэтому изложение многословно,
непонятно, описательно. Вообще текст заставляет
вспомнить гимназические пособия конца XIX века с
их бесконечными перечнями «деяний» царственных
особ и «великих». Сейчас такой принцип
построения учебника смотрится архаично.
В предисловии излагаются понимания
понятия «цивилизация»: это и аграрно-ремесленная
(традиционная), и индустриальная традиционная,
также и христианская, исламская. Таким образом,
для трактовки одного и того же понятия
выделяются разные основания – хозяйственные в
одном случае и религиозные в другом. Очевидно,
могут быть предложены и другие… Неудивительно,
что далее при употреблении понятия
«индустриальная цивилизация» автор неизменно
оговаривается: «или буржуазная».
Вполне закономерно, что и выстроить
методический аппарат в этом случае непросто.
Среди вопросов и заданий к тексту параграфов и
глав, составляющих, наряду с вопросами к
источникам, методический аппарат учебника,
преобладают расплывчато-неопределенные
формулировки: «Почему постоянное
совершенствование и развитие становится
требованием нового времени?» (с. 49) или «В чем
преимущества общества нового типа?» (с. 137).
 Учебник Креленко считается первой частью
единого комплекса по новой истории. Вторая часть
написана А. Кредером (Кредер А. А. Новая история:
Ч. 2. – М.: ЦГО, 2000). Это традиционно выстроенный,
но одновременно занимательно написанный
учебник. Разговор о динамике капитализма,
возникновении рабочего движения или
всемирно-историческом процессе ведется в
марксистском духе. Текст учебника методически
выверен, в нем выделены опорные слова и понятия;
приведенные тексты источников очень тесно
связаны с содержанием текстов параграфов: они не
просто иллюстрируют эпоху, а дополняют сам
учебный материал, воссоздавая ту самую картину
повседневности, которая позволяет воспринимать
историю во всей полноте.
Работать с учебником Кредера мешает
отсутствие словаря и некоторая структурная
рассогласованность. Большие параграфы, разбитые
на подпункты, разнятся в принципах этого
разбиения: где-то подпункты просто
пронумерованы, где-то названы по материалу.
Однако это компенсируется очень продуманными и
неформализованными заданиями к каждому из
параграфов пособия.
 В качестве учебников, продолжающих курс
Вигасина – Годера и Агибаловой – Донского,
предлагаются пособия по новой истории для 7-го и
8-го классов, написанные коллективом под
руководством А. Я. Юдовской (Юдовская А. Я.,
Баранов П. А., Ванюшкина Л. М. Новая история 1500–1800:
7-е изд. – М.: Просвещение, 2002; Юдовская А. Я.,
Баранов П. А., Ванюшкина Л. М. Новая история 1800–1913:
6-е изд. – М.: Просвещение, 2002).
Вот один пример установления
важнейшей причинно-следственной связи перехода
от феодализма к капитализму. Как объясняется в
учебниках переход к машинному производству?
Вместо привычной (и заметим, логичной)
марксистской схемы динамики производительных
сил и производственных отношений предлагается
другое – веберовское – решение проблемы
движущей силы этого процесса. Переход к
машинному производству произошел благодаря
«стремлению к личному успеху», заставившему
«человека нового времени» «совершенствовать
орудия труда, создавать новые технологии» (7-й
класс, с. 4). Попытка применить веберовское
объяснение капитализма как результата развития
протестантской этики неубедительна. Почему
именно в этот период истории появляется
протестантизм? Почему ранее стремление к личному
успеху не приводило к появлению машинного
производства? Или не было стремления к личному
успеху?
 Не объясняя исторически причин зарождения
и развития капитализма, авторы ограничиваются
культурологическими рассуждениями о том, что
«уже в эпоху средневековья в Европе стал
складываться новый тип личности – человек
нового времени. Такой человек почувствовал в
себе силы для самостоятельной деятельности…
Такие люди обладали предпринимательским духом…
чей образ мысли наиболее полно раскрывают слова
немецкого купца и банкира Якоба Фуггера: «Я хочу
наживаться, пока могу» (7-й класс, с. 4).
Можно понять, чем вызвано появление в
учебнике веберовской концепции капитализма –
стремлением авторов показать образ человека
эпохи. Но в данном случае это происходит за счет
исторической логики. Возникают трудности с тем,
чтобы объяснить, почему именно в конце XV века «в
Западной Европе начался закат средневековья».
Почему «господствующее в средние века
традиционное общество, где люди жили, не нарушая
законов предков… претерпевает значительные
изменения и постепенно разрушается»? Потому что
появились особые люди с предпринимательским
духом? Объяснение исторических событий
появлением и волей каких-то новых людей
действительно ведут к упразднению исторического
понятийного аппарата – просто за его
ненадобностью. И нисколько не объясняет причин
появления этих людей в это время. Наконец, для
учебника, по-моему, просто этически недопустимо,
не объясняя причин исторических процессов,
навязывать представления о прелестях
накопительства, описанных в духе протестантской
этики, с жаждой наживы как движущей силы истории.
 Попытки воплощения принципа
антропоцентризма в истории мы находим также в
учебниках А. Ревякина и А. Черных (Ревякин А. В.,
Черных А. П. Новая история 1500–1800. – М.:
Просвещение, 2001; Ревякин А. В. Новая история
1800–1900. – М.: Просвещение, 2001). Судя по изложению,
войны были просто досадными крайностями в
решении дипломатических вопросов, захват
колоний и порабощение народов – деятельностью
более удачливых дельцов Старого света, революции
– вдохновленные неясными бреднями метания
черни.
В пособии по новому времени для 7-го
класса сразу бросается в глаза особенность
авторской оценки такого события, как Великая
французская революция: вопреки мировой
исторической традиции, она названа просто
Французской революцией. И это не случайно. «От
потерь, понесенных в эти годы, Франция так и не
оправилась. К концу революционного десятилетия
она попала под пяту диктатора. Это ли не
печальный итог революции?» – пишет автор (с. 275). В
учебнике ранее, конечно, честно перечисляются
все исторические достижения революции. Но этот
эмоциональный акцент, которым заканчивается не
только тема, но учебник для 7-го класса, скорее
приговор революции, тем более что рассказ о
значимых преобразованиях, которые провел
Наполеон – только в следующем учебнике для 8-го
класса.
 В учебнике предлагается строгий
понятийный аппарат для осмысления исторических
процессов, однако он «потоплен» в большом
количестве фактических подробностей: учебники
Ревякина самые объемные из всех. Отсутствие
интересных рубрик также обусловливает сложность
восприятия текста. Сам текст сопровождается
традиционным для советского учебника подбором
документов и иллюстраций, не слишком удобным для
работы с ними.
Учебники Е. Н. Захаровой по новой
истории (Захарова Е. Н. Новая история: Мир с
конца XV по XVIII век. – М.: Мнемозина, 2002; Захарова Е.
Н. Новая история: Мир в XIX – нач. XX века. – М.:
Мнемозина, 2002) – наиболее «облегченные» из
существующих вариантов по курсу новой истории. C
одной стороны, материал выстроен в традициях
советского школьного курса: показана динамика
исторического процесса с точки зрения развития
экономических отношений, даются определения
важнейших исторических понятий в духе
«формационного» подхода, которыми в дальнейшем
оперирует автор. Логика становления рыночных
отношений – важная как для понимания истории,
так и современности – изложена полно.
Однако этот по-хорошему традиционный и
не отличающийся особыми изысками подход
почему-то декорируется многочисленными
апелляциями к понятию цивилизация (опять же без
объяснения того, что именно под ним понимается).
Не обошлось в учебнике и без религиозных
излишеств: в словарь для 7-го класса внесены такие
слова, как «соборование», «конфирмация»,
«причащение» или «покаяние», а пояснения к ним
имеют отчетливый богословский привкус.
Благородная идея «оживить» историю
для школьников приводит время от времени к
редукции в описании и объяснении реальных
исторических процессов, носящих универсальный
характер. Наглядный пример – представление
трагической истории австро-венгерской
императрицы Елизаветы (8-й кл., с. 228). Захарова
приравнивает выходку сумасшедшего Люккени,
заколовшего императрицу напильником, к реальной
национально-освободительной борьбе народов
«лоскутной монархии», а вопрос о том, кто же
«повинен в национальном угнетении народов»,
скрывается за розовой сказкой о «грациозной
принцессе, признанной в 60-е годы самой красивой
императрицей в мире».
Окончание читайте,
пожалуйста, в следующем номере
_________________
1 Продолжение. Начало
читайте, пожалуйста, в № 07–2004. |