Приметы осени:
Первосентябрьский юбилей

У каждого из нас есть день рождения. Но есть день рождения один на всех – Первое сентября. И мамы его празднуют, и бабушки, и учителя, и, конечно, дети. А еще в первый осенний день свой десятый день рождения отметила газета «Первое сентября». В юбилей принято подводить итоги, встречать друзей, вспоминать радости и огорчения. Как обычно... Как всегда...
Мы листаем подшивки за 10(!) лет. Некоторые материалы прошлых лет, написанные тогда, но неопубликованные, – перед вами.
«Первое сентября» – это... такая газета. Не как все. И еще – это большой дом, в котором живем, спорим, учимся и работаем все мы. Вместе с газетой прожил все эти годы Павел Лернер, постоянный автор, друг и критик «ПС».
Поглядим на прошедшие 10 лет его глазами.

Событийные публикации прошедшего лета

Август 1997

Создание новой школы – многолетний труд, в кажущейся «сизифости» которого и родилась газета «Первое сентября». Летний ход газеты (Сборник статей С.Соловейчика разных лет. – Ред.) замечателен нестандартностью – прослеживается эволюция идей и слов во времени и пространстве и превращение публицистических по способу создания статей С.Соловейчика в фундаментальную работу, обогащающую мировую и отечественную педагогическую мысль. Если бы я был султаном, то, как в застойные времена, обязал бы, по крайней мере, первокурсников педагогических университетов начать свое профессиональное и общекультурное образование именно со штудирования этих четырех летних номеров газеты.

Очень правильно, что ретроспектива статей Соловейчика открывается манифестом газеты «ЧЕЛОВЕК СВОБОДНЫЙ»: ведь больше всех, наверное, от происшедших и грядущих перемен страдают учителя. Пропала ясность взгляда на мир, необходимая как хлеб. Для учителя ясное мировоззрение, цель и ценности – профессиональная необходимость.

«По нашему мнению, такой высшей ценностью является то, о чем люди мечтают и спорят тысячелетиями, что является самым трудным для человеческого понимания, – СВОБОДА.

Спрашивают: кого же теперь воспитывать?

Мы отвечаем: ЧЕЛОВЕКА СВОБОДНОГО».

Безмерно права газета – слова и мысли С.Соловейчика приобретают сегодня новый Смысл. Что касается меня, то все повторно опубликованное я читал два-три-четыре года назад. Более того, многократно обсуждали эти статьи на межуниверситетском семинаре «Педагогическая антропология человека свободного», но я, сознаюсь, не помню, чтобы из шестисот номеров «ПС» были бы такие, которые – как эти четыре – я читал бы с таким вниманием от корки до корки, с таким восхищением и таким интеллектуальным напряжением.

И как это я умудрился столько пропустить при первом чтении?

Замечательно и просто: «Облик школ сам собой переменится... должна перемениться педагогическая вера. Если мы хотим воспитать внутренне свободных детей – внутренне свободных людей, мы должны поверить в свободу, в то, что она действительно прекрасна, что она необходима и что она возможна.

Прекрасна, необходима и возможна.

О, какая большая работа предстоит – обращение в новую для многих педагогическую веру!»

А еще я очень завидую тем, у кого в жизни произойдет ошеломляющее событие – впервые прочитаны, впервые восприняты глубины мысли М.Балабана, Н.Моисеева, С.Соловейчика.

Если же появятся единомышленники и единочувственники, то надежда на спасение школы жива. Свободная школа должна научить человечество выбирать разумом – тогда на Земле сохранится жизнь. Всего лишь?

Как подковать жирафа?

Вы слышали? Оказывается, будущим летом в России должен состояться Всемирный конгресс кузнецов. Предполагаются: научная конференция, олимпиада школьников, праздник кузнецов-художников. Организатор этого конгресса – Союз кузнецов России. Вы и о Союзе кузнецов не слышали? Это творческий союз, который объединяет специалистов в области кузнечного дела. У них есть свой музей, своя газета, есть даже свой парк («Первое сентября», № 17, 5 ноября 1992 г.).

По-разному можно считать время. Тысячу номеров «ПС» назад была у Симона Львовича Соловейчика интересная идея – собирать в редакции разных специалистов, беседовать и выносить на первую полосу стенограмму. Быть может, таким образом он преодолевал «школоцентризм» или показывал читателям необходимость держать руку на пульсе становления цивилизации и культуры. Быть может, таким образом он привлекал внимание ученых, общественных деятелей, специалистов к школе, детству, ребенку.

Так или иначе, после моего рассказа о Союзе кузнецов, подношения первого номера газеты «Кузница» Симон Львович загорелся, как он умел, и потребовал, чтобы я обязательно привез президента Союза профессора Ю.А.Зимина, директора музея доцента А.Г.Навроцкого, членов Союза. Компания собралась, проговорили часа три – на первой полосе 17-го номера появилась стенограмма № 16.

Появилась под заголовком полосы: Наступает век новых представлений о мире, век новых технологий. А есть ли у нас технология мышления? 

А что, собственно, обсуждали, что тогда болело? Во-первых, падение престижа высокой квалификации, невысокие конкурсы в знаменитые, историей и делами, лучшие технические вузы. Во-вторых, так как молодое поколение в беседе представляли учителя труда, выпускники тогдашнего индустриально-педагогического факультета МГПИ, поговорили об эффективности уроков труда, которые Борис Павлович Никитин как-то назвал уроками трудового отучения. В-третьих, конечно, обсудили то, что имеет отношение к образованию, – «Кузнецы. Экология. Культура. Отечество», преподавание художественной ковки, расширение сети школьных кузниц, место ремесел в современной жизни.

Наверное, усилиями Симона Львовича в педагогический осадок беседы, в форме подзаголовков, выпало:

Тот, кто хорошо работает, не может быть плохим человеком.

Чтобы ребенок чему-то по-настоящему научился, надо, чтобы он хоть однажды сделал вещь, которую нельзя сделать быстро. Можно добиться в жизни любой цели. Надо только научиться этому.

Тогда, десять лет назад, только задумывалось проведение кузнечных олимпиад школьников. Есть же физические, химические, математические – почему бы не быть олимпиадам по кузнечному делу? Вспоминали, что простой деревенский кузнец всегда был учителем – вокруг него всегда были дети.

Тогда говорили о появлении новых специалистов – инженеров-педагогов, которые должны уметь представлять предметный мир, жизненный цикл вещей, наукоемкие, малоотходные, безлюдные технологические процессы перспективного материального производства, которое и определяет достижение благополучия стран и великих народов в современном мире. Говорили о том, что целью школьного образования является помощь старших младшим в поисках пути к самому себе, на котором главнейшим надо считать жизненное и профессиональное самоопределение растущей личности при сохранении индивидуальности.

И конечно, заманивали Симона Львовича, всю редакцию в Музей кузнечной науки и техники, в подмосковную Салтыковку, где два раза в год – в июне и августе – проводятся праздники «Кузнецы. Экология. Культура. Отечество», международные фестивали художественной ковки.

Каждый раз, после каждого посещения этого удивительного места, где сливаются в симфонию звон молотов, огни горнов, звуки рояля и восторженные детские голоса, стихи и песни, я приобретаю знакомство с новыми людьми, которые поднялись над серостью будничной жизни и либо имеют замечательный замысел, либо уже ввязались в какое-нибудь необычное (часто безнадежное) дело. За океаном таких людей величают американскими жирафами – есть такая международная американо-российская ассоциация, принимают в которую тех, кто «высунулся» невероятным делом. Знаю, что президент Союза кузнецов Юрий Зимин имеет диплом этой ассоциации. Думаю, что к его ученым степеням и званиям, сотне авторских свидетельств, множеству солидных научных публикаций диплом Ассоциации американских жирафов является весомым дополнением.

Об удивительном чувстве новизны и полезности, какое было у Симона Львовича, писали и говорили многие. Я тоже. Думаю, что десять лет назад он совсем не зря столь живо заинтересовался Союзом кузнецов, его программой развития ремесел. Вероятно, он искал ответ на довольно сложные вопросы педагогической антропологии: каково место ремесленничества в сумме технологий современного мира и какое влияние на развитие личности растущего человека оказывает и будет оказывать приобщение к ремеслам как вполне вероятный способ пройти путь предков, достигнуть того, чего они достигали, когда машинные технологии еще не отчуждали людей от объектов и результатов труда?

Вдруг пришла забавная мысль: а что, если включить художественную ковку в образовательный стандарт, приобщить к ней всех, ввести зачеты и экзамены, проводить «срезы знаний». Что получится?

Невнятная надежда: год третий

Сентябрь 1994 – декабрь 1996

На прошлой неделе были сороковины со дня кончины Симона Львовича Соловейчика. Я не верю в мистику, но сегодня утром нашел отклеившийся и упавший некролог в аудитории, в которой третий год по четвергам проходит семинар «Педагогическая антропология человека свободного» – почти сотня участников: учителей, вузовских преподавателей, научных работников, студентов разных вузов.

Понадобилось порыться в бумагах, и наткнулся я на рукопись статьи, которой в сентябре 1994 года отреагировал на педагогический манифест «ЧЕЛОВЕК СВОБОДНЫЙ». Перечитал. Желания отказаться, изменить, подправить не появилось. А вот обида вспомнилась – ни одна педагогическая газета тогда этот материал не взяла: мы не разделяем пафоса манифеста, мы не будем делать рекламу «ПС», все это, включая вашу статью, отдает популизмом... И все-таки я решил, не меняя ничего, надеяться на ваш интерес к значительному, как сегодня понимаю, событию в развитии педагогической мысли.

Вероятные, внятные надежды в педагогике находятся в области функционирования административно-командной системы управления народным образованием. Обычно там все ясно.

Невнятные надежды – в области веры, предчувствия, ощущений, что еще не все потеряно, что еще есть какие-то ориентиры для дальнейшего движения. Почему школе и в школе плохо? Наверное, потому, что меняется мир: живем мы теперь в информационном обществе; на место пролетариата пришел когнитариат, то есть люди, орудием труда которых становится интеллект; изменилось и отношение к знаниям – от детерминизма к вероятностно-статистическим подходам; да и человек на очередном витке своего развития вместе с человечеством бросился на поиски смысла, озаботившись не столько планированием жизни, сколько выживанием в условиях постоянного выбора. Методом последовательных приближений меняется содержание общего среднего образования в сторону актуализации получаемых знаний. Медленно, но верно проводится инвентаризация арсенала педагогических технологий. Во всяком случае, есть стремление освободиться от тех, которые обслуживали Средневековье и ранние стадии капитализма, которые были удобны для воспроизводства «винтиков» по социальному заказу тоталитарного общества нашего вчерашнего дня. Но глобальной идеи все не было...

А без глобальной идеи плохо. Суета подготовки очередного нового учебного года казалась какой-то пустой на фоне необходимости учить детей, которые не хотят учиться. На фоне падения престижа образования у студентов, на фоне структурной безработицы среди людей именно интеллектуального труда.

Однако идти на педагогическую голгофу все равно надо – профессиональный долг. Но идти-то надо за какую-то идею. А ее нет – нет в мудрых учебниках, нет в педагогической прессе, нет в голове и сердце. С чем войти в класс, в аудиторию в новом учебном году? Тоска!

Буквально спас от тоски... почтовый ящик. На первой полосе газеты «Первое сентября»(1994, № 83) – педагогический манифест, аршинными буквами – ЧЕЛОВЕК СВОБОДНЫЙ. Я даже не сразу сообразил, что таким сильным ходом славная газета отметила свое двухлетие.

Поверьте мне на слово: как многие пишущие, я придирчивый и ревнивый читатель. Тем более что темы этой в своих публикациях касался. Крайне редко со мной бывает, чтобы я целиком принял чужую публикацию, согласился с каждой строчкой. На этот раз все было именно так.

А еще энергетика манифеста – не знаю, как у других (195 тысяч) читателей, но мне с каждой его строчкой становилось легче, радостней, понятней:

«Спрашивают: кого же теперь воспитывать?

Мы отвечаем: ЧЕЛОВЕКА СВОБОДНОГО».

– Господи! – скажет учитель со стажем или доцент университета. – Куда же им еще свободы, больше уже не бывает!

Вчерашний выпускник, получивший готовую формулу – «свобода как осознанная необходимость», может ожидать от манифеста формулирования новых необходимостей.

Школьники, если их вообще заинтересует эта проблема, могут даже озаботиться: а не спокойнее ли жить в условиях всеобщего среднего образования, надежного эскалатора к высшему?

Наверное, пересказывать здесь манифест – дело неблагодарное. Но восемь разделов этого программного документа хочется и нужно назвать: высшая ценность; что такое свобода? что такое внутренняя свобода? свободный ребенок; свободный учитель; свободная школа; путь к воспитанию свободных.

Трудным оказывается слово «свобода».

«Философы, анализируя это трудное слово, пришли к выводу, что есть „свобода-от” – свобода от какого бы то ни было внешнего угнетения и принуждения – и есть „свобода-для”– внутренняя свобода человека для его самоосуществления».

Грустно сознавать, но любая газета живет один день. Пришлось прокатиться к Киевскому вокзалу, на Платовскую, 4, и забрать в редакции (сколько дадут) номера газеты. Чтобы попали они в круг внимания школьников и учителей, студентов и выпускников, директоров школ и даже иностранных коллег.

Потом вообще появилась забавная идея: а не назвать
ли наш межуниверситетский (МПГУ плюс Российский открытый университет плюс Ассоциация инженеров-педагогов) семинар хотя бы на год «ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕКА СВОБОДНОГО»? Назвали, обсудили, отрефлексировали, попытались дополнить манифест и аспекты проблемы. Что-то получилось.

Семинаром напросились на круглый стол в редакцию газеты (см. «ПС», 1994, № 98,
с. 2). Не думайте, что на все вопросы нашли ответы, что ясности прибавилось. Вероятно, правильно пошутил С.Соловейчик: мы начали обсуждение, которое будет продолжаться тридцать четыре года. А вы считаете, что свободное воспитание свободного ребенка в свободной школе свободным учителем мы осуществим к концу следующей пятилетки?

Мои десятиклассники, если честно, восприняли манифест как общие слова. И еще оптимистически добавили, что от них ничего не зависит, а мнение их никому не нужно. Их материалистическое образование позволяло им лишь скептически относиться к моим словам: вначале было слово; слово – это дело; ваши дети пойдут в такую школу, которую мы идеально спроектируем в нашем сознании.

«А нам наша школа нравится!» – такой аргумент заставил меня уже не задавать им вопрос: «Что мы возьмем и не возьмем в школу ХХI века?» Повязали они меня несвободой, а что касается выбора школы для своих детей, так «ноу проблем» – она будет платной, частной, даже элитной.

Недавний телефонный разговор с выпускницей, работающей пятый год в школе:
«О какой свободе речь, сэр? С диктатом программ, аудитом по планам-конспектам уроков, с откатом назад к борьбе за успеваемость, с аттестациями учителей по дурацким заокеанским тестам типа „Поле чудес”? Что-то я не заметила разделения пафоса манифеста в кабинетах на Чистых прудах, а „Учительская газета” с высоты своего семидесятилетия решила не обращать внимания на младенческий лепет „Первого сентября”. Наш директор все это будет считать „публицистикой”, пока не получит циркулярное письмо „О воспитании человека свободного” за подписью замминистра, да на бланке».

Конечно, наши оппоненты правы. Только можно подумать, что в редакции о школе знают меньше. Трудное слово – СВОБОДА, во всяком случае труднее, чем «новая образовательная область – технология», чем очередная задача экономизации, компьютеризации или экологизации общего среднего образования. А вот говорить о гуманизации и гуманитаризации образования вне проблемы воспитания человека свободного, как мы пришли к выводу на одном из заседаний семинара, неприлично.

Очевидно, что процесс обучения, учения, образования, воспитания противоречив (см.: «ПС», 1994, № 84, с. 2). И это благо. Если только он не вступает в противоречие с воспитанием человека свободного.

Недавно на семинаре вновь заговорили о манифесте – появились новые участники.
И мне очень понравилось высказывание студента солидного технического вуза, преподавателя учебно-производственного комбината: мне нечего возразить, мне близки идеи манифеста, так как мне повезло повстречать нескольких учителей, которым еще много лет назад эти идеи не только были близки, но и служили руководством к действию. Однако у нас есть и «земные» задачи – в дипломных работах, диссертациях, каждый день в классе увеличивать банк педагогических проектов и технологий, который бы отвечал этой старой как мир, этой новой идее – ВОСПИТАНИЕ ЧЕЛОВЕКА СВОБОДНОГО.

Если хотите, назовите это цивилизацией детства, или экологией учения, или экологией человека.

И порадуемся, что по России и за ее пределами члены-корреспонденты нашего семинара подключились к разработке этой тематики – умное и доброе слово манифеста все-таки становится Делом. Так надежда станет внятной. Но
не завтра.

Чему учить в школе?

Этот текст стал основой для круглого стола
с таким названием в замечательной газете «Первое сентября» в октябре 1994 года.
Но сам он опубликован не был. Этот на первый взгляд странный вопрос довольно часто возникает на семинаре «Педагогическая антропология человека свободного», на всевозможных круглых столах, в студенческой педагогической аудитории. Его часто задают в интервью журналисты.

Можно подумать, что за последние 300 лет этот вопрос не возникал, и сотни раз казалось – ответ абсолютно ясен.

Педагогика все-таки относится к области гуманитарных наук. Так почему бы еще раз не дать версию возможного ответа, технократски претендуя на точность и полноту.

Но мне кажется, что, если этот вопрос не будет обсуждаться в самых разных аудиториях, общественный сектор педагогики никогда не станет сильным, без чего надежды на выращивание общественно-государственного управления образованием останутся надеждами, а образование навсегда останется в руках административно-командно-бюрократической системы.

Во-первых, давайте договоримся, что – с позиций воспитания человека свободного – обсуждать вопрос будем в другой постановке: чему растущий человек должен научиться? 

Наверное, все здесь знают, что межуниверситетский семинар (индустриально-педагогический факультет МПГУ, психолого-антрополого-педагогический факультет РОУ, Ассоциация инженеров-педагогов Москвы) мы назвали «Педагогическая антропология человека свободного» и на нем пришли к неожиданной проблеме – свободе от знаний. От знаний отчужденных, неактуальных, принудительных. Мешающих развитию, имитирующих развитие личности.

Очень не хочется возвращать обсуждение к критике или защите ЗУНов, однако давайте разведем понятия: знания и образованность. Здесь соотношение целей и средств – мы все-таки считаем знания средством, а воспитание разума – целью. Хотя есть формула, которая смягчает кажущееся противопоставление целей и средств, – Л.Н.Толстой утверждал, что знания достигаются усилием размышления, а не памятью.

Стало общим местом говорить о ценности знаний. Чувствуется даже некоторая обреченность на многознание, которое, как давно известно, увеличивает скорбь. Может быть, здесь причина явления, обсуждаемого в нашем собрании: как учить детей, которые не хотят учиться? 

А не кажется ли вам, что в информационном обществе объективно снижается ценность знаний, которые современные недоросли легко могут заполучить из компьютера, которые легко могут быть доставлены электронными сетями и почтами? Зато возрастает ценность умения понимать, какие именно знания нужно заполучить, как их обработать, как их использовать в решениях актуальных задач.

Так, может быть, воспитание разума состоит в том, чтобы научиться решать настоящие задачи? В первую очередь, как говаривают математики, некорректные задачи, то есть такие, когда условия излишни или недостаточны, когда решения множественны или вероятностны. Например, задачи выстраивания линии (и/или линий?) собственной жизни, деловой или профессиональной карьеры, судьбы.

Во-вторых, давайте договоримся рассматривать труд расширительно, то есть как высшую потребность личности реализовать себя. Мы еще в 1988 году в концепции «Трудовое начало школы» приняли тождественность труда и творчества: работает несвободный человек по необходимо-сти, по принуждению (иногда очень утонченному, например ради престижа или респектабельности или погоняемый хлыстом моды), а трудится свободный человек по потребности. Помните: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать»?

Труд души... Домашний труд как сохранение семейного очага... Воспитание детей... Выдавливание из себя раба... Жизнь прожить – не поле перейти... Труд одиночества...

Жуткое многообразие учебных предметов, разрушающее целостное мировидение растущего человека, лоскутное одеяло мировоззрения можно оправдать лишь тогда, когда они дают ребенку череду проб, испытаний, экспериментов – какой я? что могу и не могу? чего хочу и не хочу?

Поверьте мне, инженеру по образованию и профессии, что сегодняшние математика и физика в таком виде нужны только для того, чтобы кто-то захотел связать себя с техникой, инженерией, точными прикладными науками (или обратил внимание на фундаментальные).

А остальным? А остальным нужны другие физика и математика, если угодно – с гуманитарным уклоном: история, диалектика мысли, эволюция знания, вклад в мировидение.

Знаете, когда рушится нравственность в школе? Когда учитель литературы не может найти корни квадратного уравнения, а учитель математики не знает, кто такой Вронский.

А за все это школьников секут отметками, унижают сегрегацией тестами, не принимают по конкурсу в «хорошие» школы.

И вообще средняя школа не должна быть заложницей вступительных экзаменов в вузы. Давайте нести свои чемоданы сами: школа должна дать общее образование, воспитать разумение, вместе искать ответы на вопросы жизни, здесь и сейчас. А вузы должны рекрутировать себе абитуриентов и вкладывать свои средства в улучшение их подготовки.

В-третьих, давайте договоримся, что в процессе учения не должно быть манипулирования сознанием и имитации образования, которые могут культивироваться и образовательными стандартами. В частности – с позиций педагогической антропологии человека свободного (или, что понятнее, экологии школьного учения) – мы хотим отвести от школы ураган увлечения тестами и квизами (тестами с выборочными ответами). От лукавого они. Уж я-то знаю, у меня личный музей – и на матрицах, и на машинах «Огонек» и «КИСИ», и на ЭВМ. Согласен, что они могут быть кетчупом в учебном процессе, но кетчуп не блюдо...

В издательстве «Просвещение» за последние три года вышли две замечательные книги профессора Г.Воробьева «Школа будущего начинается сегодня» и «Легко ли учиться в американской школе?». Запомнил я поучительный пример выстраивания интегративного знания и практического применения его: школьник должен предложить проект снижения на 15 процентов расходов своей семьи на освещение и электрическое отопление дома, и все это с учетом розы ветров, перестройки веранды, использования теплоизоляционных материалов.

В-четвертых, давайте признаем, что в школе надо научиться любить интеллектуальные усилия и радости, научиться гордиться собственными интеллектуальными продуктами, научиться игре ума.

И вообще, школьники поверят в ценность знаний, если они сами будут увеличивать их объем, будут участвовать в процессе их приумножения. Здесь как с культурой: мы принадлежим той, которую создаем, строим.

Все остальное – гордыня и самозванство.

Павел ЛЕРНЕР

Спасение газеты – дело рук читателей

Итак, 1 сентября 1992 года вышел первый номер удивительной газеты. С октября начали выходить первые десять приложений. Трудно было всем, как всегда, когда начинается новое дело. Но трудности – это не беда. Беда грянула на следующий год, когда вдруг по ряду причин не стало денег на издание. Еще немного... и газета прекратила бы свое существование, но у нее уже были Читатели – люди, поверившие в новое дело. И началась Акция Спасения. Редакция предложила друзьям газеты купить акции. Среди первых пятидесяти человек был и Павел Лернер. Может быть, и у кого-то из вас хранится этот необычный документ?