Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Библиотека в школе»Содержание №1/2004


КНИЖНЫЕ ПАЛАТЫ

Детское чтение

 

Мария Порядина

Карикатура с натуры,
или Огурец с сюрпризом

Об Артуре Гиваргизове я обычно говорю так.

Встаю на возвышение. Делаю вдохновенное лицо. Воздеваю длань и вещаю, как древняя пророчица – пифия:

– Скорее! Скорее, пока оно не наступило!

Никто не врубается, а мне того и надо.

Я слезаю с возвышения, делаю нормальное лицо и приступаю к внятным объяснениям.

Гиваргизова надо читать сейчас. Вот прямо сейчас, не откладывая. Пока не наступило это – то, о чем он пишет. Когда оно наступит, читать будет неинтересно. Весь эффект пропадет.

Потому что он пишет о семье и школе, о детях школьного возраста, об учителях и родителях и о той среде, в которой они обитают.

«– Здравствуйте, ребята, садитесь! Сегодня у меня неважное настроение, поэтому я всем поставлю “двойки”. Вот, например, Зубов – “два”, Мячиков – “два”, Чеснокова – “два”!

– А за что “два”-то, Вер Петровна?

– Ни за что, Чеснокова, не волнуйся. Просто сон плохой приснился...»

Это не «мелодрама с элементами ужаса», а наша с вами жизнь: гарантированное Конституцией среднее образование – среднее, господа, а то и ниже среднего... Это наши педагогические кадры, воспитатели подрастающего поколения... Вот и посмотрите в лицо учительнице, которая встречает первоклассников у школы:

                                  ... в каске,
В военных туфлях до колена
И машет в воздухе указкой,
Похожей больше на полено.

Учительница – существо не злобное, но от этого не менее опасное. Она монстр, но – не со зла. Просто так «по жизни» складывается. И методы педагогического воздействия – самые обыкновенные, обычные, обыденные.

«– Все, ты меня, Обложкин, достал!

– Вы чо? Больно же! Совсем, что ль?

– Я тебя предупреждала. Быстро к доске.

– Ну, ваще-е-е-е! Глобусом, ваще, под дых... Да иду, иду».

Что подкупает – это безукоризненная убедительность интонации. Голос учительницы – именно такой, именно так она обращается к классу, мы это слышим.

«Здравствуйте, ребята. Сегодня у нас необычный урок музыки. Потому что сегодня – день рождения Петра Ильича Чайковского, великого композитора. А это значит, Зубов, да и все остальные тоже, что это дело надо отметить. Давайте-ка раскошеливайтесь на праздничный стол. Кулаков, помоги им раскошелиться, только чтоб синяков не осталось».

Смешно пишет Гиваргизов, ага? Он не пугает, – а мне страшно.

Потому что его убийственно смешные педагогические кошмары слишком похожи на сегодняшнюю школьную реальность. Как бы шуточные конфликты Гиваргизова – отражение настоящих столкновений, развивающихся в беспросветном тупике, в который зашла педагогика. Обычная реакция обыкновенного педагога на гиваргизовские тексты – восклицание: «Это непедагогично!» Кошка знает, чье мясо съела.

Ведь давно прошли те времена, когда Марьиванна была абсолютно авторитетным человеком, когда общество не смотрело на учителя как на человека третьего сорта, когда ученик искренне уважал своих наставников, охотно учился у них, а учитель вполне владел всеми профессиональными умениями и воспитывал личным примером. Спросите сегодняшнего школьника: берет ли он пример с учительницы? Хочет ли быть похожим на своего преподавателя? Только постарайтесь услышать искренний ответ.

Сегодняшняя школа – это, в лучшем случае, соблюдение правил игры: учитель верит или делает вид, что сеет разумное-доброе-вечное, ученик надеется или делает вид, что этот способ времяпрепровождения не слишком бесполезен. Педагогический процесс есть взаимное лицемерие, и мы к этому привыкли.

Хотя есть, конечно, и в педагогике хорошие люди, отдельные положительные явления... но школа в общем и целом – больное место нашего современного общества.

Гиваргизов и работает с «общими местами», с прописными вроде бы истинами. Учительница ставит плохие оценки, школьники не любят контрольных работ, родители делают за детей домашние задания – ведь это не новость, это абсолютно привычные нам ситуации. Ну, да, есть такое, и что из этого? А вот Гиваргизов и показывает нам, что из этого. Он берет такое «общее место» и разворачивает его до самого некуда. И получается, что действительно некуда!

Вера Петровна сидит «за своим железным учительским столом», накануне контрольной разыскивает хорошо спрятавшихся учеников «за двадцать минут», под ее пристальным взглядом Волк и Медведь мгновенно обретают навыки грамотного письма, хотя писать отродясь не умели.

Школьники накануне контрольной прячутся в бомбоубежище и в кабине подъемного крана, подкупают учителей борщом, за «пятерки» сшибают доллары с родителей.

А родители трепещут перед Верой Петровной, а заодно и перед Колей своим – твари дрожащие – и всегда пишут за сына домашние сочинения. «Родители были не отличники, а круглые хорошисты. Правда, однажды они получили “пятерку с плюсом”, когда вложили в домашнее сочинение не просто коробку конфет, а – с ликером...»

Это не сатира, потому что Гиваргизов не ставит перед собой задачу высмеять педагогов, которые не любят свою работу, берут взятки и третируют учеников. Прошли те времена, когда недобросовестные граждане боялись осмеяния. Пренебрежительным хихиканьем проблемы не решишь. Тем более что проблема таковой и не осознается. Она – рутинная, привычная, никому не приходит в голову с ней бороться!

«– Внимание, класс! Лечь, встать, лечь, встать, лечь, встать. Стоим, не качаемся. Нравится стоять? Хорошо. Коробкин, что такое “до”?

– Название ноты, Вера Петровна.

Отставить Веру Петровну.

– Есть отставить!»

Карикатура? Да, но с натуры. Кривое зеркало? Да. Но многие писатели вообще зеркала не ставят, рисуют натюрморты по воображению. Мертвая натура и получается.

А Гиваргизов непобедимо реалистичен. Прежде всего потому, что он обладает абсолютным слухом на интонацию, на речь. То, что им сказано, может и должно выглядеть именно так, не иначе, написано – не вырубишь. Должно быть, такой слух развился у автора благодаря музыкальной школе! (Артур, это шутка. Почти.)

Нет, Гиваргизов в самом деле учился музыке, или, как выражаются ученики ДМШ, «занимался на виолончели». Потому множество его миниатюр посвящено детской музыкальной школе, где детям прививают любовь к искусству с помощью «кресла для сверления и вырывания больных зубов» («Надеюсь, ты понимаешь, зачем оно здесь, в музыкальной школе?») и других столь же полезных приспособлений.

Иногда Гиваргизов изображает того самого учителя, достойного наставника, который с умным видом излагает вслух непоколебимые истины: «Чайковский очень любил кларнет – за то, что он один из самых певучих и виртуозных музыкальных инструментов. <...> Возможности кларнета очень велики». Но, когда читательская бдительность усыплена, следует неожиданное заявление: «Поэтому его так часто и воруют». Вот вам все, что вы хотели знать о музыке, но боялись спросить!

Но чаще Гиваргизов имитирует речевое поведение как бы посредственного ученика, того самого, который «занимается на скрипке» и «умеет марш», но не приучен к выразительному изложению своих мыслей, не способен изъясняться гибко и разнообразно. Или наоборот, выражается настолько изысканно, что сразу ясно – перед нами пародия: «Кто не любит Генделя, тот получит пенделя».

Его главная стихия – речь, поэтому Артур почти не пишет «о природе». Впрочем, если начнет, мало не покажется.

Вон серый кот, сверкнув хвостом
Потертым, побежал на крышу...

Чтобы обратить внимание на сверкающий хвост, нужен не только острый ум, но и острый глаз. Может быть, скоро Гиваргизов научит читателей по-новому смотреть на зверей и деревья.

А пока он показывает нам – нас.

Ведь нарисованное Гиваргизовым – правда! или без двух минут правда.

Эти две минуты даются нам на то, чтобы оглядеться и понять: нынешняя школа – место опасное и страшное, ему уже не помогут отдельные усилия отдельных педагогов. Слишком сильна инерция, слишком мало молодых – не испорченных системой среднего образования. Тем, кто еще остался в школе и не смирился с ее правилами, надо что-то делать и для начала хотя бы признать, что дело плохо. Потому и рекомендую всем читать Гиваргизова. Всем – не только детям, но и взрослым. Но будьте готовы: детей он по преимуществу смешит, а вот взрослому может сделать больно. Так врач, вправляя вывих, тоже причиняет боль. Но зато потом пациенту становится легче.

Правда и то, что тексты Гиваргизова рассчитаны, в общем-то, на понимающего читателя – на того, кто не станет обижаться на правду, даже если она неприятна, и на того, кому здравый смысл и чувство юмора позволяют удержаться в двухминутном интервале.

Чтобы узнать, гиваргизовский ли вы читатель, испытайте себя простейшим способом. Отгадайте любимую загадку джазовых музыкантов: «Без окон, без дверей, посредине гвоздик».

Если не отгадали – не читайте Гиваргизова!