Работа над ошибками

Тем временем в другом зале шла встреча под названием «Опыт классного руководства в трудном классе». Поразительные вещи рассказывали и показывали на этом мастер-классе педагоги, приглашеннные ведущим Виктором Кирилловичем Зарецким. Вот только имен их мы не называем, хотя, конечно, они там звучали. Прочитайте – поймете почему.

Однажды в управлении образования города N мне довелось услышать термин «педагогический брак». Замерла, осмысляя. Например, юридический брак – это что? Невинные в тюрьме, преступники на воле? А медицинский брак – не то отрезали? Педагогический – это когда судьбы, дети летят в отброс, как плохо выточенные детали?

На мастер-классе эту потрясшую меня историю разбирали ее участники. Профессионально. По шагам. С признанием ошибок (вот оно, мастерство!) и выводами о себе.

В одном поселке проводился некий эксперимент. Всех неуспевающих и хулиганствующих учащихся начальной школы «отцеживали» и «сливали» (термин администрации) в один класс. Так к четвертому году обучения набралось 22 человека. Буйные и двоечники: сидят под партами, пляшут на столах, ничего видеть и слышать не желают. Педагогический брак, одним словом.

И еще одну ошибку совершила школа: пригласила медико-педагогическую комиссию, может, совет какой дадут, рекомендацию. «Ах, – сказала высокая комиссия, – оставьте на второй год класс в полном составе в виду полной неуспеваемости всех».

Третью ошибку школа себе позволить не могла. Детишек отправили в так называемую «летнюю школу» для трудных детей, организованную Институтом педагогических инноваций. Как пример того, кто попадал в эту школу: в четвертом классе мальчик не умел складывать в пределе пяти единиц; девочка во время диктанта забыла, как пишется буква «я». Тринадцати учебных дней в летней школе хватило для того, чтоб комиссия пересмотрела свое решение.

Фото В.Строковского А потом к несостоявшимся второгодникам пришла классным руководителем учительница математики. Первое впечатление от урока по предмету было сильным: какие там уравнения… решать, складывать и то не все умеют; четверо не считают дальше десятка; про таблицу умножения лучше умолчим. Поначалу казалось, нечего им и вовсе делать в математике, пусть лучше в хоре поют. А потом выяснилось, что наши «неуспевающие» готовы по полтора часа упорно работать по одной проблеме, нужно только проблему обозначить и озвучить. Поэтому каждый урок математичка начинала так: говорила сама, что именно она хочет на уроке сделать, и спрашивала каждого о его задачах. В конце занятия выясняли, кому что удалось. Такой метод работы называется «рефлексивно-деятельный подход».

«Я поняла, что закономерность обучения здесь такая же, как у одаренных детей, только все это растянуто во времени, – объясняет учительница. – Я даже благодарна детишкам – мне стал понятен процесс усвоения, как и что учащийся воспринимает».

Ребенок сам определял себе задание, находил ошибки и искал способы исправления. Система отношения к промахам была такая: «Ошибка? Подумаешь! Давайте искать – почему!»

«Я раньше сама боялась показать свою учительскую ошибку, – рассказывает классная, – а теперь мне не страшно. Неудача это повод работать дальше!»

Но это все обучение, это про математику, это легко. Но классный же руководитель, прежде всего, воспитатель, идеолог. А надо сказать, что школа наша располагается в поселке с населением в 4 тысячи человек.
И в то время, 1999 год, большинство местных предприятий не функционировало, стояли вмертвую. Значит, большинство родителей безработные. Кое-кто попивает. Случалось и такое: старший сын семьи в тюрьме или убит. На объявленное родительское собрание не пришел никто. Так прямо и говорили: «В школу вашу я не пойду! Зачем мне там плохое слушать?»

Ну что ж, не идет Магомет к горе, пришлось классной руководительнице идти по домам и квартирам, беседовать с каждым родителем тихо и проникновенно, тщательно подбирая слова. Просьбы у учителя поначалу были простыми: разбудить ребенка утром; проследить, чтоб в школу не опоздал; проверить, чтоб собрал нужные тетради и учебники. Это как азбуке учить! Каждую неделю – хождение по родителям.

Постепенно взрослые привыкали к мысли, что они с классным сотрудники, что родитель важное звено в педагогическом процессе. Стали потихонечку и в школе появляться, но собраний пока никаких не проводилось. А вопросы к учителю были примерно такие: как помочь готовить уроки; как снять агрессию; как работать с письменными и устными заданиями…

Вот я так быстро клавишами компьютерными щелкаю: раз – и стали учиться, раз – и родители пошли в школу. А какой на самом деле это долгий, кропотливый, постепенный и порой «расcтройственный» процесс! Как сказала учительница: «Буксовали по одним и тем же вопросам…»

Но буксуем, застреваем, однако же, упрямо едем вперед!

Как-то спонтанно у классного руководителя завелся дневник: о чем договорились с родителем и ребенком, что делает учитель, что выполнено. Одна мамочка увидела и говорит:
«А что это вы все время записываете? Давайте и я тоже!» Завели родители дневники, и дело сразу сдвинулось с мертвой точки.

Дальше – больше. Возмутились взрослые: в других классах есть родительские собрания, мы тоже хотим! На первое собрание пришли всем составом.

А к седьмому классу уже и праздники для детей организовывали, и газету «Лучик» выпускали. Ремонт школы грядет? Пожалуйста! Все, что можем!

А школа им в ответ – почетные грамоты, как активным участникам образовательного процесса. Классная руководительница потом видела: в домах эти грамоты на стенах висят.

Во многих семьях кардинально изменился сам стиль жизни и общения с ребенком. У некоторых детей даже есть компьютеры. И этот новый мир создан с помощью учителя, он не свалился с неба, его сделали сами, вместе.

А тут хотели наш класс расформировывать, так родители такую бурную деятельность развернули, такие письма написали… оставила администрация все, как есть.

Кстати, как вы думаете, что было самым трудным – родители, дети или математика? Фигушки! Самым трудным оказалось составление плана урока!

Вот как проверить такого учителя?

– Можно попросить план урока.

– Нет плана.

– Как?!

– А зачем он, если план все равно изменится? Есть замысел!

Так вот идет открытый урок. Из 45 минут двадцать уходит на то, чтоб разбиться на группы: ссорятся, спорят, доказывают. Проверяющие в ужасе. Но – бац – непостижимым образом с таким трудом созданные группы справляются с задачами,
и еще остается время все обсудить. Дети потом смеялись: «Это трудно – договориться и не подраться, а задачи решать легко!»

Но учителю за право так работать, пришлось побороться. А без поддержки администрации это было бы просто невозможно.

Еще проблема. Не сразу такую систему приняли и поддержали учителя школы. Сначала за опытом стали приезжать педагоги из других регионов, и только после этого, потихоньку, постепенно… Нет пророка в своем отечестве! А насколько б было легче, если б все предметники разом, в едином, так сказать, порыве…

Сейчас наши герои уже в девятом классе. И, возможно, среди них нет гениев математики и абитуриентов университетов. Зато это полноценные люди, будущие механики, шоферы, учителя.

А школа навеки прекратила «слив» неуспевающих в одну реку – очень уж трудно в таком классе работать.

У Михаила Чулаки в фантастической повести «Четыре портрета» художник пишет портреты и изображает людей светлее, добрее, лучше, чем оригинал. А дальше происходят чудеса – человек становится похож на портрет. Исчезают болезни, жадность, озлобленность. Художник, наконец, открывает секрет: просто он стирает случайные черты!

Нет понятия «педагогический брак». Есть чье-то равнодушие, непрофессионализм, банальная нехватка времени, наконец. Исправить всегда труднее, чем не допустить. Но приходит человек с волшебным сердцем на чужие ошибки, и начинает расчищать завалы, и строит, строит, строит без устали. Просто стирает случайные черты.