Календарь круглых дат

Мария Порядина

От рассвета до заката

Григорий Григорьевич Орлов.
Андрей Никифорович Воронихин

Эпоха Просвещения и ее герои по-прежнему дают повод говорить о себе. Вспомним сегодня тех, кем начался и кем завершился век торжествующей Минервы.

Вернемся к событиям 1762 года и полюбуемся – ах, все-таки полюбуемся, что бы там ни говорили завистники и злодеи! – одним из главных действующих лиц сей драмы.

Жизнь Григория Григорьевича Орлова (1734–1783) была бурной и увлекательной, и мы знаем, что рассвет екатерининского царствования состоялся благодаря его азартному участию. Но не станем сегодня анализировать роль Гришки Орлова в перевороте и в дальнейших событиях российской истории… Просто посмотрим на него.

Чтобы оставить потомкам портрет нашего героя, современники не жалели ни времени, ни красок, причем весьма контрастных.

Барон де Бретейль, пребывавший в 1762 году в Петербурге: «Это очень красивый мужчина. Он уже несколько лет влюблен в царицу, и я помню, как однажды она назвала мне его смешным и сообщила о его несообразном чувстве, впрочем, по слухам, он очень глуп. Так как он говорит только по-русски, то мне теперь еще трудно судить об этом...»

Беранже, французский поверенный, в 1764 году: «Чем более я присматриваюсь к господину Орлову, тем более убеждаюсь, что ему недостает только титула императора... Он держит себя с императрицей так непринужденно, что поражает всех, говорят, что никто не помнит ничего подобного ни в одном государстве со времени учреждения монархии».

Дюран, французский посланник: «Природа сделала его не более как русским мужиком, таким он и остался до конца. Он развлекается всяким вздором; душа у него такова же, каковы у него вкусы».

Лорд Каскарт, английский посол, в 1768 году: «Граф Орлов роста гораздо выше обыкновенного, манеры его ловки и изящны, а наружность его выражает скромность и доброту».

Корберон, французский дипломат: «Из друзей императрицы, быть может, один только Орлов имел силу давать ей смелые и достойные уважения советы; но, будучи увлечен свойственным рабству эгоизмом, он кончил тем, что стал жить только для себя. Притом, не имея никаких познаний в управлении, он остался в свойственном его родине состоянии невежества и стал совершенно бесполезным государству».

А Дидро ехидно сравнивал Орлова с «котлом, который вечно кипит, но ничего не варит».

Сама же императрица отзывалась об Орлове весьма положительно. Для нее он «похож на древних римлян прекрасных времен республики» (так она писала Вольтеру). Вот еще отрывок из письма императрицы: «Свита его блестящая и избранная... но, бьюсь об заклад, его особа затмит всех окружающих. Странная личность этот посол; природа была так щедра к нему, как в отношении наружности, так же и ума, сердца и души...» И еще – к барону Гримму: «Я всегда чувствовала большую склонность подчиняться влиянию лиц, знающих больше меня, лишь бы только они не давали чувствовать, что ищут этого влияния, иначе я убегала со всех ног прочь. Я не знаю никого, кто бы был так способен помочь проявиться этой склонности во мне, как князь Орлов. У него природный ум, идущий своим путем, и мой ум за ним следует».

Она так старательно украшает своего избранника всякими достоинствами, талантами и добродетелями, что, право, закрадывается сомнение в доброй половине перечисляемых качеств. Такое ощущение, что императрица внушает высокое мнение о Григории Орлове не только окружающим, но и себе, причем с переменным успехом. Однако ее можно понять. Признаться себе в том, что Орлов не слишком хорош, значило бы признать, что императрица сделала неудачный выбор и дарит своим расположением недостойного человека… а на это глава государства не имеет права.

И все-таки хорош Гришка Орлов! Не вышло из него ни государственного деятеля, ни дипломата, ни даже экономиста, хоть он и был председателем Вольного экономического общества… но зато – каков мужчина!

А в качестве еще одного, необычайно интересного штриха к портрету нашего героя приведем фрагмент из его письма к… Руссо! Из текста видно, что Орлов не понаслышке знаком с идеями и чаяниями просвещенного европейца. В декабре 1766 года Орлов в самых сердечных выражениях приглашает философа в свое гатчинское имение¹ – погостить, отдохнуть в уединении и покое: «…У меня есть поместье, где воздух здоров, вода удивительна, пригорки, окружающие озера, образуют уголки, приятные для прогулок и возбуждающие к мечтательности. Местные жители не понимают ни по-английски, ни по-французски, еще менее по-гречески и латыни. Священник не знает ни диспутировать, ни проповедовать, а паства, сделав крестное знамение, добродушно думает, что сделано все. Итак, милостивый государь, если такой уголок вам по вкусу, – от вас зависит поселиться в нем. Все нужное будет к вашим услугам, если вы пожелаете. <…> Если вы пожелаете общества, чтобы рассеять скуку, и оно будет. Но вообще и прежде всего вы ни в чем не будете иметь ни малейшего стеснения, не будете ничем никому обязаны. Сверх того, если вы пожелаете, всякая огласка о вашем пребывании будет устранена. <…> Вот, милостивый государь, что я счел возможным предложить вам из признательности за почерпнутое мною в ваших книгах, хотя они были писаны и не для меня».

Орлов не был фигурой первостепенной важности и светил, если можно так выразиться, отраженным светом. Но не будем забывать, что ему сияло солнце Просвещения. В октябре можно будет отметить 270 лет со дня рождения Григория Григорьевича Орлова.

Эпоха Екатерины, вопреки всем стараниям ее сына, не завершилась с ее кончиной. Ведь именно во времена Екатерины росли и формировались художники, которые, выражая величие своего времени в монументальных формах, продолжили торжество Минервы.

Одним из них был архитектор Андрей Никифорович Воронихин (1759–1814). Он строил и перестраивал дворцы в Гатчине, Павловске, Стрельне, проектировал каскады в Петергофе, приложил руку к Строгановскому дворцу в Петербурге и возвел Горный институт. И все же главное его творение – собор, начатый в 1801 и освященный в 1811 году во имя Казанской Божьей Матери.

Замысел архитектора, сочинившего (иного слова не подберешь) Казанский собор, отражен в знаменитом стихотворении петербургского поэта:

На площадь выбежав, свободен
Стал колоннады полукруг, –
И распластался храм господень,
Как легкий крестовик-паук.

Здесь же дана и ловкая характеристика строителя:

А зодчий не был итальянец,
Но русский в Риме...

Это верное и значимое замечание: действительно, храм имеет весьма европейский вид, вполне итальянский... Достаточно вспомнить мощный купол Святого Петра, легко и властно опирающийся на стены, возведенные, кажется, не руками каменщиков, а отважной мыслью Возрождения, и знаменитую колоннаду Бернини, за которой сквозит небо будущего ампира и проплывают пышные облака барокко.

Казанский собор – убедительное и выразительное слово в культурной перекличке времен, стран и народов. Именно собор Святого Петра стал «тезисом», благодаря которому родился дерзкий замысел: возвести «наш ответ» в российском городе Святого Петра, в столице великой империи. Новая архитектурная реплика как бы подвергла сомнению идейное «первородство» римских пап, перенесла духовный центр мира в наш умышленный и рукотворный город, в построенную, а не «созданную» столицу, в которой

…красота – не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.

Естественно, Воронихин и учитывал итальянский опыт, и соревновался с великими европейцами, даром что сам был из русских русский, да еще из крепостных. Он родился в Пермской губернии у дворовой девки графа Строганова и был, вероятно, его сыном. Иначе почему граф рассмотрел в мальчике творческие задатки, подписал ему «вольную» и дал возможность получить прекрасное образование? Воронихин окончил Академию художеств, учился в Москве у Казакова и Баженова, путешествовал по России с карандашом и акварельными красками, углублял свои знания и совершенствовал умения в Швейцарии, затем во Франции. Он преподавал в петербургской Академии художеств, причем после 1811 года вел архитектурный класс. К сожалению, жизнь его не оказалась длинной. Он умер в предпенсионном, по нашим понятиям, возрасте и был похоронен на кладбище Александро-Невской лавры. В октябре будет 245 лет со дня его рождения.

_______________

¹ Гатчинская мыза была подарена Григорию Орлову в 1762 году, вместе с графским титулом; дворец был возведен по проекту архитектора Ринальди.