Час тихого чтения
Мария Порядина
«Доверять времени,
в котором живешь»
Серия ОГИ*
Книжки на вырост
«Времена тогда были простые…»
«Когда-то, давным-давно…» – это
традиционный зачин английской сказки, как наше
«в некотором царстве» или «жили-были».
«Когда-то, давным-давно…» – так назвал
свою сказочную повесть Алан Александр Милн. Тот
самый, который придумал гениального Винни-Пуха и
его друзей. Но в этой книжке Винни-Пух еще не
появляется: для того, чтобы придумать столь
неподражаемого персонажа, надо стать старым и
мудрым. А повесть «Когда-то, давным-давно…» Милн
написал в молодые годы, далеко-задолго до времени
своей настоящей мудрости. Поэтому сказка,
пожалуй, немного наивна, – но, может быть, именно
это придает ей очарование.
В этой истории короли обижаются друг
на друга, сочиняют ноты протеста и ведут военные
действия, коварная графиня успешно строит и
почти столь же успешно реализует коварные планы,
недалекий принц превращается в невиданного
зверя: что-то среднее между яком, львом и
кроликом, – к счастью, не навсегда! – а хорошие
девочки хорошо себя ведут и аккуратно строят
свое и всеобщее счастье. И автор, играющий не то в
беспристрастного летописца, не то в ироничного
комментатора, охотно позволяет добру
восторжествовать, а злу – понести заслуженное
наказание...
Все так традиционно, так узнаваемо, –
но не надо забывать, что сказочная повесть
написана в некотором роде «когда-то,
давным-давно» и что молодой Милн не столько
завершал традицию, сколько формировал основы
жанра. «…Времена тогда были простые, поэтому
даже самая старая история казалась новой и
интересной». Повествование увлекательно, голос
рассказчика мягок и приятен,
а чуть-чуть старомодная ирония не выглядит ни
банальной, ни фальшивой.
К тому же, в повести уже слышен голос
будущего Милна, певца Зачарованного Леса. Так, в
ворчании заколдованного принца: «Не думаю, чтобы
кто-нибудь из вас мог представить, что
чувствуешь, когда пытаешься проглотить
чертополох…» – слышатся интонации ослика Иа-Иа
(да и тема высказывания вполне ослиная). А мнение
графини Бельвейн (и летописца) о стихах («…смысл
поэзии может быть как угодно непонятен для
читателя, но автор просто обязан быть с ним на
короткой ноге») почти совпадает с мнением
знаменитого сочинителя кричалок и шумелок.
Кстати, Милн не упускает возможности
проехаться по критикам – причем по
критикам-хвалителям, оперирующим банальностями
и штампами: «Совершенная форма поэмы несет в
себе, если можно так выразиться, заряд внутренней
эмоциональности и пленяет читателя неповторимой
яркостью и точностью сравнений…»
Чтобы не уподобляться критикуемым
критикам, скажу просто, что книжка хороша, – и еще
более хороша тем, что в нее включено несколько
рассказов из «Детской галереи», мудрых и
сердечных.
А иллюстрации А.Шелманова оригинальны и забавны.
«Штукенция какая-то интересная, а?»
В сборник «Увеличительное стекло»
вошли пять сказок Марины Москвиной. Это история о
крокодиле,
у которого появился птенец; два эпизода из
пустынной жизни Дикобраза, Тушканчика и
Черепахи; случай с Кабанчиком, который стремился
к возвышенному; и, наконец, почти притча о том, как
Еж нашел увеличительное стекло и по-новому
увидел все на свете.
Одно
из удивительных умений Марины Москвиной –
находить смешное буквально на ровном месте. Как
будто она тоже держит в руке увеличительное
стекло, смотрит в него и видит разные невиданные
подробности, каждая из которых невероятно
интересна.
«Сели насекомые за стол, приготовились
угощаться, слышат – из-за стола хриплый бас:
–Баста, уезжаю! Буду жить и работать на
речном пароходе.
Взглянул Еж под стол в увеличительное
стекло – а там ужасное существо.
У него такое длинное туловище, длинные крылья,
длинные ноги и длинные усы. Но это не все. Там же
под столом лежал музыкальный инструмент –
саксофон.
– Это кто это? – спрашивает Еж.
– Эх ты, – сказало существо. – Мы век
живем с тобой в одном доме, а ты даже не знаешь,
что я Сверчок.
– Лучший саксофонист нашего времени,
– добавил Клоп Лесной».
А еще одно умение Марины Москвиной –
заставить нас вдруг ощутить, как хорошо,
интересно и странно-грустно-весело жить в этом
мире, быть его частью, воспитывать крокодильих
птенцов и устраивать пир для сороконожек.
Если все вокруг непонятно и
сомнительно, то не стоит огорчаться или пугаться:
в конце концов все будет так, как должно. В
ракушке проснется далекое море, Кабанчик взлетит
на качелях и увидит огромную и прекрасную даль,
где парят крокодилы; все получат замечательные
подарки, станут петь песни, играть на саксофоне.
И никакой паук не расколотит наше
толстое и крепкое увеличительное стекло, которое
позволяет нам так внимательно и пристально
смотреть на самые интересные штукенции!
«…Можно почти и не петь,
а песня льется»
«Лунная дорожка» – так называется
сборник Сергея Козлова. Его короткие тексты
нельзя назвать ни рассказами, ни сказками. Более
всего они близки к притчам – глубиной и
пронзительной, головокружительной правдивостью.
Как будто автор все-все знает о том, как
происходит жизнь; а во многом знании много
скорби.
Эта книга невероятно грустна. И
написана, по-моему, для взрослых, хоть и издана
«для младшего школьного возраста».
Наверное, читателю младшего возраста
– если он читает не поверхностно, не «по сюжету»
(хотя сюжетов-то в книге почти и нет), – книга
позволяет стать старше на целую жизнь, войти в
реку времени гораздо выше по течению.
А Ежик, Медвежонок и Заяц переходят
реку по воде, прямо по лунной дорожке, – у Зайца
это получается лишь до тех пор, пока он не
поддается страху и сомнению.
Птичья песня заставляет Поросенка не
то измениться, не то стать собою настоящим: «Не
улетай, пой, птица! Я не умею прыгать, не умею петь,
но когда ты поешь, мне кажется, мне кажется… я
могу все».
Странный зверек Кукуня приходит в лес,
строит беседку – так просто, «где-то видал», а
живет он уже «лет триста… а может, пятьсот». И
умеет играть на скрипке – «по-деревенски, просто
и от души», так что слушатели и плачут, и пляшут, и
плывут над землей.
Как и читатели – над книгой Сергея
Козлова.
Как он этого добивается, что для этого
делает – непонятно. Кажется, все слова знакомы.
Предложения – самые простые. Сюжетов
захватывающих – ровным счетом никаких. И
все-таки…
«Со струнами кто хочешь сыграет, а я
могу и без струн».
Козлов говорит тихо-тихо, но так
убедительно, что дух захватывает. И кажется, что
понимаешь что-то самое главное, самое важное, –
как Заяц с Медвежонком, которые «ничего не
слышали и почти все понимали». Как будто сидишь
над рекой и ждешь радости, и тишина бегает по воде
«кругами, на цыпочках».
А радость убежала за реку, но готова
вернуться – «огромная, горячая ежикина радость,
вся в остреньких иголочках, как сам ежик».
Очень грустные притчи Сергея
Козлова рассказывают о высокой и отважной
радости. Оказывается, «можно радоваться, что
после тебя останется горький дым». И еще – «есть
Кто-то, которого никогда не видно».
А самих героев Козлова – очень даже
видно. Эту книжку ОГИ проиллюстрировал известный
карикатурист Елкин, автор множества остроумных и
забавных открыток. «Лунная дорожка» – первый
опыт художника в книге, по-моему – удачный.
Художник не мешает автору, не отвлекает читателя
от текста, а лишь сопровождает его – осторожно и
ненавязчиво.
И когда закрываешь книгу, наступает
мудрая, полновесная тишина, которая позволяет
веселиться, – конечно, тем, кто умеет беззвучно
играть на балалайке и беззвучно петь о чудесной
стране, «про которую можно почти и не петь, а
песня льется».
Продолжение в следующих номерах
_______________
* Продолжение. Начало читайте,
пожалуйста, в № 18–2004. |