Календарь круглых дат

Мария Порядина

Ужасы и победы осьмнадцатого столетия

Петр Александрович Румянцев-Задунайский
«Русский бунт» Емельяна Пугачева

Восемнадцатый век для России был веком нескольких войн, причем выступали и северные соседи, и южные, и западные, да и внутренний враг объявлялся. Но это был и век славных побед, блестящую страницу в перечень которых вписал Петр Александрович Румянцев-Задунайский (1725–1796).

Отец его – генерал-аншеф А.И.Румянцев – был сподвижником Петра, при Анне попавший в опалу, но потом вновь вернувшийся к государственной службе. Шестилетнего Петрушу, как водится, записали в лейб-гвардии Преображенский полк и по-домашнему обучали грамоте и языкам. В 14-летнем возрасте его прикомандировали к русскому посольству в Берлине, однако новоявленный дипломат не провел там и года. Как «не имеющего склонности к гражданской службе», его вернули в Петербург и определили в Сухопутный кадетский корпус, где шалун четыре месяца резвился, пользуясь отсутствием отца. В конце концов проказнику дали чин армейского подпоручика, а папенька постарался прибрать сына к рукам и дал ему возможность поучаствовать в войне со шведами.

Пребывание возле отца пошло на пользу если не самому юноше, то его служебной карьере. В 1743 году русско-шведская война завершилась подписанием выгодного для России мирного договора в Або. Петру Румянцеву поручено было доставить текст мирного трактата в столицу. На радостях 18-летнего мальчишку произвели в полковники; отец же его получил графский титул для себя «с нисходящим потомством» и герб с девизом «Не только оружием».

Тут же юный граф-полковник с удвоенной энергией возобновил проказы, прежде всего по амурной части. Вспоминают, например, как он «обучал батальон в костюме нашего прародителя перед домом одного ревнивого мужа». Румянцев-старший ругал сына: «Мне пришло до того: или уши свои зашить и худых дел ваших не слышать, или отречься от вас». Однако по смерти отца молодой человек переменился, посерьезнел, и дальнейшие победы осуществлял уже не на любовном фронте, чины и звания получал за дело.

В ходе Семилетней войны (1756–1763) генерал-майор Румянцев произвел успешное и своевременное переформирование русской конницы, которая стала более маневренной. При Гросс-Егерсдорфе он вовремя двинул на противника три резервных пехотных полка и доставил нашим силам победу. При Кунерсдорфе, будучи уже генерал-поручиком, оборонял высоту, отбил несколько атак неприятеля и штыковой контратакой обратил его в бегство. После этого поражения, говорят, Фридрих учил своих генералов: «Бойтесь собаки Румянцева, прочие русские не так опасны». Командуя корпусом при осаде прибрежной крепости Кольберг (польский Колобжег), «собака Румянцев» продемонстрировал новаторский подход к ведению боевых действий – использовал легкие батальоны и тактику «рассыпного строя». Поздней осенью он отказался отходить на зимние квартиры, вынудил Кольберг к сдаче и таким образом открыл русской армии дорогу на Берлин.

В 1768 году, когда началась война с Турцией, Румянцев командовал сперва Второй (вспомогательной), затем Первой армией. Действуя наступательно, русские войска в ходе кампании 1768–1769 годов очистили территорию от Хотина к Дунаю.

За Ларгу полководец удостоился высшей воинской награды – ордена Святого Георгия 1-й степени. Этот орден был учрежден недавно, в ноябре 1769 года, для тех, «кто, презрев очевидную опасность и явив доблестный пример неустрашимости, присутствия духа и самоотвержения, совершил отличный воинский подвиг, венчанный полным успехом и доставивший явную пользу». Румянцев был первым, на кого возложили Георгия. После Кагула он получил чин генерал-фельдмаршала и, между прочим, восторженное письмо от когда-то битого Фридриха: «Полная победа, которую одержали вы над турецкой армией, приносит вам тем более славы, что успех ее был плодом вашего мужества, благоразумия и трудов».

1774 год принес России дальнейшие успехи в турецкой кампании. После того, как в местечке Кючук-Кайнарджи был заключен «вечный мир» с турками, Румянцев получил почетное прибавление к фамилии – Задунайский, шпагу с алмазами; в его честь выбили медаль.

По окончании военных действий Румянцев вновь занялся было малороссийскими делами; однако в это время возвысился Григорий Потемкин, сравнительно молодой и довольно энергичный, и Румянцеву волей-неволей пришлось отступить на задний план. Впрочем, «задунайской» славы было ему довольно; следующую турецкую войну (1787–1791) Румянцев фактически уступил Потемкину, польскую кампанию 1794 года – Суворову…
И тот и другой, однако, не только признавали заслуги Румянцева, но и считали его своим учителем.

15 января исполняется 280 лет со дня рождения выдающегося полководца. Его идеи, изложенные в трудах «Инструкция» (1761), «Обряд службы» (1770), «Мысли» (1777), оказали серьезное воздействие на формирование российского военного искусства. А турецкая война 1768–1774 годов до сих пор называется «румянцевской».

Первая серьезная победа над Турцией была славна еще и тем, что досталась в нелегкую пору. Ведь в 1773–1774 годах по России гулял «ужас осьмнадцатого столетия» – Емельян Пугачев (1742–1775).

Казак станицы Зимовейской, он был участником войн с Пруссией и Турцией, уволился из армии по болезни; выдавал себя то за купца, то за мещанина, арестовывался и бежал из-под стражи и в конце концов оказался «спасшимся от смерти императором».

Первыми поддержали его яицкие казаки, недовольные «регулярством», к которому их все суровее принуждало государство, подавлявшее бунты и наказывавшее зачинщиков.
К восставшим примкнули крестьяне-рабы, которым нечего было терять, и рабочие, чье положение на уральских заводах было не лучше, чем у крестьян.

В октябре 1773 года у мятежников была трехтысячная армия. Весной 1774 года правительственные силы сумели одолеть ее под крепостью Татищевой, но Пугачев отступил на Урал и меньше чем за месяц собрал под свои знамена около восьми тысяч человек. Летом под Казанью повстанцев оказалось уже вдвое больше. Они потерпели поражение от регулярных войск, отряд из четырехсот человек отступил за Волгу – и вновь, как по волшебству, превратился в многотысячную армию. Это было похоже на страшную сказку о змее, у которого на месте отрубленной головы вырастают три новые. В августе у Сальникова завода на стороне Пугачева опять было десять тысяч человек. Впрочем, это самозванцу не помогло, битва оказалась последней. Междоусобная грызня в рядах пугачевцев достигла апогея; мятежника захватили свои же и выдали властям.

Даже если судить о восстании по запискам Петруши Гринева, все равно поступки самозванца не могут не вызывать отвращения; что уж говорить о подлинных свидетельствах… Дикая резня, которую он учинял, разорение городов и сел, омерзительная жестокость пугачевских головорезов… «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!»

30 декабря 1774 года в тронном зале Большого дворца в Кремле начались заседания суда над бунтовщиками. Здесь Пугачев уже не имел того «бодрого духа», которым удивил присутствующих на первом допросе в Яицком городке; но показания давал исправно и вновь подтвердил, что «дальнего намерения, чтобы завладеть всем Российским царством, не имел, ибо, рассуждая о себе, не думал к правлению быть, по неумению грамоте, способным».

Одновременно под следствием находились сообщники Пугачева – Перфильев, Падуров, Шигаев, Торнов и Зарубин, по прозванию Чика. Екатерина требовала, чтобы при допросах обвиняемых «никакого мучительства отнюдь не было». Судьи спорили по поводу наказания, которое следует назначить мятежникам. «Не должно быть лихим для того, что с варваром дело имеешь», – указывала Екатерина, настаивая на умеренности «как в числе, так и в казни преступников».

Второго января суд вынес «сентенцию», то есть проект приговора, каковой направили в Петербург. Пугачеву и Перфильеву назначено было четвертование, другим повешение, причем Чику-Зарубина следовало отправить в Уфу, где он совершал наибольшие злодейства.

10 января 1775 года в Москве на Болотной площади состоялась казнь Пугачева. Так 230 лет назад закончилась «крестьянская война». Через два месяца Екатерина составила манифест, которым «дело Пугачева» предавалось «вечному забвению и глубокому молчанию». Велено было даже переименовать реку Яик в Урал, чтобы само звание «яицких казаков» изгладилось из народной памяти. Однако история есть история, слова из нее не выкинешь. Мы и впредь будем вспоминать «столетье безумно и мудро», его ужасы и победы –
и делать выводы.