Сердцевина

За время, что дружу с Алексеем, я уже очень хорошо изучила и эту скамейку, облепленную рыбьей чешуей, и яблоню-китайку, и вырезанный в двери лаз, через который протискивается мне навстречу, виляя хвостом, щенок Ричард.

Под этой яблоней, на этой скамейке мы часто поем под гитару: «Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела», «Есть в саду ресторанчик отличный».

Мы с Алексеем любим собраться, порассуждать: сколько за эту осень поймали щук, не мало ли насолили груздей, как цвел вереск, и главное – почему до сих пор не съездили за раками на Великую.

Время от времени начитанный Алексей рассказывает мне истории про древних римлян. Например, в военных походах они постоянно ели салаты из огуречной травы и повсюду эту траву выращивали.

– Сад без огуречной травы – сердце без мужества, – так они говорили.

Алексей – очень неприхотливый римлянин: он и огуречную траву ест, и простую петрушку. Зато и характер у него боевой. Как говорит тетя Маша, «пароходистый». (Он и меня каждый раз огуречной травой прикармливает: она немного колючая, в синих цветочках…)

В детстве на ночной рыбалке Алексей с братом придумали такую штуку: на нос лодки над самой водой они вешали стальную корзину, складывали в нее сосновые щепки, поджигали и раздували огонь. Тянулся дымок, шипела смола, и постепенно проглядывало темное, мутноватое речное дно, – коряги, водоросли, спины рыб.

Алексей выезжал на ночную разведку довольно часто и не раз находил под водой выложенные камнями древние переправы, шероховатые глиняные грузила от старинных рыболовных сетей, рыжие, изъеденные временем наконечники копий. Будто пробираешься со свечой по темному низкому коридору и ощупываешь влажные крепостные стены руками.

Этот огонь, направленный в глубину, этот пар изо рта напоминал Алексею рассказы отца: как проваливались и уходили под лед Ладожского озера подбитые немцами грузовики, и свет фар, как луч зенитного прожектора в небе, долго еще сигналил из ледяной дыры.

Рисунок Марии Иноземцевой, засл. художника РСФСР. Публикуется впервые. Из частной коллекции

У нас за рекой, Алексей мне показывал, до сих пор хорошо видна линия обороны: блиндажи, траншеи, выкопанные в полный рост. Все сохранилось, вплоть до выложенных дерном, прибитых саперной лопаткой брустверов. По этим траншеям и извилистым переходам можно бегать, как в лабиринте. Можно лечь, угнездиться в окопе, понюхать прямо перед носом растущий цветок и примериться, присмотреться к огневой точке: берег высокий – хорошо видно и стожки, и столбы, и того же Алексея с удочкой.

Он говорит, что в детстве, когда гулял по берегу, ноги вязли и разъезжались в месиве стреляных гильз. Если прощупывать землю, вдавливая в песок и глину металлический прут, многое можно найти.

Шли мы как-то по лесу и в бруснике увидели: валяется каска, помятая, пробитая пулями. Мы, дураки, сразу примерили, а Алексей не стал.

У него дома на стене рядом с клинками, выловленными из реки, висят сосновые спилы, внутри – кусочки разорвавшихся мин.

У нас много осталось таких деревьев с неизвлеченными, глубоко засевшими в коре пулями. На чьей стороне эти деревья воевали – никому неизвестно. Но человека прикрыли.

Алексей подарил мне один осколок – из самой сердцевины ствола.