Власть солнца

Райнис (Янис Кришьянис Плиекшан)

Любовь – это дорога к солнцу, вымощенная острыми жемчужными раковинами, по которым ты должен идти босиком.

Чюрлёнис

И где оно, ваше лето? Вот уже август определенно смотрит сентябрем, вот уже вечера возвращаются в свои права, закаты все раньше, солнца все меньше.

Древние наши предки верили в существование ночного, «подземного» солнца – им не хотелось его терять, уходить из-под его власти, отдавать себя мраку и холоду.

И по сей день на берегах Балтийского моря люди охотно признают солнечную власть над собой – и поддерживают ее, запросто, по-домашнему: жгут костры на Иванов день и поют, помогают солнышку светить и греть.

Солнце – главный образ поэзии Яна Райниса и ключевое слово к ее пониманию.

Его первое детское воспоминание – возле усадебной ограды, с няней, он греется на солнышке. Ясное, теплое, навсегда милое солнце – и трехлетний Янис Кришьянис, сын Кришьяна Плиекшана, арендатора.

И позднее, вспоминая детство, Райнис ловил себя на странной мысли: в эти годы как будто не было зимы – все время лето, солнце.

...Что не удивительно для латыша, все мироздание которого – солнечно.

Янис знал, что он латыш, хотя в немецкой гимназии в Риге его звали Иоганном, в Петербургском университете, где он окончил юридический факультет, – Иваном, в Виленском окружном суде, где служил по окончании курса, – Иваном Христофоровичем. Латвии как таковой еще не было – были три российские провинции, – но латыши уже есть, и они осваивают пространство мировой культуры.

Чуть не со дня ее основания Райнис активно сотрудничает с газетой «Диенас лапа» (позже он станет ее главным редактором) и носится с мыслью – «все свести воедино, использовать все нации», перевести на латышский язык классику мировой поэзии.

Вместе с закадычным приятелем Петером Стучкой они составили и издали сборничек «Малые оводы». Туда включили переводы древних и новых авторов – от Катулла до Гейне и Кольцова – и «обзоры новейшей латышской литературы, нашего искусства и наук»; основная мысль – обозревать-то, в сущности, нечего!

Собственные же стихи, с замиранием сердца посланные Плиекшаном в елгавскую газету и меньшой, любимой сестре Доре, с обеих сторон были жестоко раскритикованы.

Если бы он занимался только литературой! Но нет – осознающей себя Латвии необходимы были общественные деятели, и всякий, кто не подлец, так или иначе становился «совестью нации». «К социализму я пришел прежде всего через поэзию…»

Сестра Дора уехала в Цюрих, поступила на медицинский факультет тамошнего университета: первая латышская студентка. Там она подружилась со всеми социал-демократами; приехал брат – повела его на заседание III конгресса Второго Интернационала, познакомила с Августом Бебелем, который поделился с молодым латышом марксистской литературой и дал адрес мастера, специалиста по изготовлению чемоданов с двойным дном.

«Иван Христофорович» как социал-демократ – не ошибка истории: он давно уже увлекается «идеями», еще в Петербурге попадал под полицейский надзор и сидел в каталажке (раза два врезал городовому), а ведь это были годы «Народной воли», русский студент Александр Ульянов учился на том же юридическом факультете.

Теперь Янис Плиекшан вернулся в Ригу. «Из моего чемодана, – шутил он позже, – выросло социалистическое движение латышей». Он уже редактор газеты «Диенас лапа», и «новое течение» латышской жизни несется бурным потоком, завихряется водоворотами… Чего еще не хватает человеку?

И вот в редакции и в его жизни появляется некая Эльза Валтерс, она же «чокнутая Розенберг», поэтесса, драматург – и красавица, полувдова с сомнительной репутацией, совершеннейшая эмансипе, неподражаемая Аспазия. Только что состоялась триумфальная премьера ее драмы «Вайделоте».

«Светлая моя дочь солнца! Прихожу к тебе со всей своей тьмой…»

Он долго не решался – и все же решился показать возлюбленной свои стихи. Та решительно объявила их гениальными. Ободренный Аспазией, родился на свет поэт Райнис (1 ноября 1895 года за этой подписью в печати появилось его стихотворение).

Этот псевдоним – латгальское словечко, увиденное как-то на дорожном указателе; им был обозначен участок дороги, нуждавшийся в починке.

Для латышской литературы Райнис оказался и средством, и целью. Чтобы состояться самому, ему следовало реализовать «литературный процесс» – прожить в нем и «золотой век», и «серебряный», и железный, если угодно. У латышей не было разумного и великого архангельского мужика, киргиз-кайсацкого мурзы, лицейского шалуна и болдинского мудреца, не было литературных поручиков, охотников, помещиков… Райнису пришлось не только создавать тот или иной текст, но и формировать контекст.

Студентом он переводил на латышский язык «Бориса Годунова» и «Мертвые души», еще гимназистом брался за «Фауста» Гёте.

И этого не было у латышей – ни Данте, ни Шекспира, ни Фауста, ни Дон Кихота, – зато ветряных мельниц хоть отбавляй, и Райнису не раз доводилось с ними сражаться.

Он искал путь «ввысь, к солнцу» – и чего только не было на пути: и нелегальная литература, и пропаганда, и споры, и взаимные обиды, и худшие беды. Для начала его аккуратно «ушли» из «Диенас лапы», на редакторском посту оказался заклятый друг – Петерис Стучка, с которым близко сошлась Дора Плиекшан. Райнис запасся книгами и вместе с Аспазией уехал в Берлин, там удалось найти работу в газете и переводческий труд. Собственно, это Аспазии заказали перевод «Фауста», но она охотно переуступила эту честь и работу своему Райнису, благо он приступал к Гёте еще в гимназии. Перевод Райниса, кстати, современники подвергнут разгромной критике, а потом признают великим достижением...

После Берлина – Елгава, затем Паневежис, адвокатская практика и… надзор полиции, вдруг – арест, дело о тайном обществе «Новое течение», тюремное заключение.

Верная Аспазия – пока еще даже не жена! – полгода носила ему котлеты, белье и книги в четыре тюрьмы. Трех дней между тюрьмой и отъездом на поселение им хватило, чтобы обвенчаться; церемонию совершил тюремный же пастор. Полтора года Райнис провел в Пскове, четыре года в Вятке, точнее – в городке Слободском.

В ссылке Райнис то пишет стихи, гуляя под соснами, то ссорится с сестрой и «этим толстым» (Стучку и Дору сослали тоже, и Райнису казалось, что они дешевле отделались), то бросается в актуальную работу – переводит все подряд, от «Ифигении в Тавриде» до «Потонувшего колокола»; Аспазия мечется между Ригой и мужем, публикует его стихи, пропагандирует. С ее помощью был составлен и вышел наконец первый сборник стихов тридцатисемилетнего Райниса; Аспазия помогла придумать и название – «Далекие отзвуки в синем вечере».

По окончании срока ссылки оба триумфально вернулись на родину, где их ждали литературные вечера, всенародное признание, издатели, творческие свершения… Райнис взялся даже за оперное либретто – получилась драма «Огонь и ночь». Современник сообщает: «1905 год поднял Аспазию и Райниса на вершину славы. Как поэтические король и королева, они были всюду упоминаемы, хвалимы, прославляемы…»

Новая книга стихов Райниса называлась «Посевы бури».

Я могу тоской по солнцу мучить,
Разжигать в груди горенье гнева,
Бередить немолкнущие боли,
Чтобы вы сопротивлялись ночи
И не верили господству мрака.

(Пер. В.Елизаровой)

Буря и разразилась – Всероссийская стачка: митинги, погромы, создание боевых дружин, захват усадеб. Латвия поднялась на «Великую крестьянскую войну латышей» (слова Стучки, одного из активнейших организаторов). Статистика сухо уточняет: сожжено, в частности, 412 баронских замков. Потом наступила реакция – еще страшнее: карательные экспедиции, аресты, пытки, казни. Но Райнис и Аспазия в это время уже перешли границу в Польше и уехали в Цюрих.

Почти пятнадцать лет они прожили в Швейцарии. Дневник Райниса: «С такой болью отказался я от практической политики – и по-настоящему лишь тогда, когда мне всюду дали понять, что нет мне в ней места, что я не нужен. То же самое говорили о моей литературной работе». Он мучается, читает Достоевского, Толстого и Золя, вынашивает странные планы – «перейти на немецкий или в русскую литературу» (о латышской литературе: «Читателей не будет; кому она нужна?»); в Юрмале его заочно судят – не его ли стихи «сеяли бурю»?

После пятого года были созданы сборники «Тихая книга» (латвийский издатель получил за нее год тюрьмы), «Те, которые не забывают», «Конец и начало» (с посвящением: «Тебе, класс основной!»), несколько пьес, многие стихи будущих «Пяти эскизных тетрадей Дагды».

В 1910 году вышла поэма «Ave sol», начатая еще в Слободском. «Духовное солнце – обновление жизни, преобразование ее, созидание новой культуры – идеальный дух, соц.» («Соц.» – отгадайте, что за слово.)

А фоном всего этого были газетные склоки, взаимные упреки, объяснения в письмах и публикациях. Райнис и его бывшие соратники (и «этот толстый», неразлучный враг) упорно выясняют, кто виноват, кто кого предал, кто имел в виду совсем не это… Откровенно говоря, скучная материя, давно прошедшая история, – но для Райниса это было жизнью, болью.

Я к солнцу поднялся порывом единым,
Я верил, что верх справедливость возьмет,
Но только меня изломал мой полет…

(Пер. О.Ивинской)

Справедливость? В Европе война, в России революция, маршируют батальоны латышских стрелков… Петерис Стучка – один из ближайших соратников «вождя мировой революции», полностью поддерживающий ленинское учение («исполненное вражды» – уточняет Райнис). Стучка – автор декретов о суде и революционных трибуналах: законно то, что на пользу революции. Райнис стоит на своем: «Любовь – не что иное, как излучение жизненной силы… Она и движущая сила истории, поскольку в близком родстве с интеллектом, героизмом, духом. Исторический материализм не умеет оценить эту духовную силу».

Все эти годы они спорили, обвиняли, прощали друг друга (враг врага), снова обвиняли, терзались невозможностью объясниться раз и навсегда.

В 1920 году Райнис и Аспазия вернулись на родину, и Стучка заявил: «Райнис среди поэтов по-своему стоит Ленина среди политиков и революционеров». Снова литературные вечера, премьера «Иосифа…», овации, лавровые венки… И страшные записи в дневнике: «…Я ошибался, выбрав латышский народ, чтобы через него выразить свои мысли». При этом Райнис оказался депутатом Учредительного собрания, директором Национального театра, редактором издательства «Дайле ун дарбс», всерьез думал о том, чтобы занять пост президента Латвии, правые газеты называли его «красным бароном», левые газеты – «ренегатом», а народ на улицах кричал: «Райнис с жидами целуется!»

Вдобавок ко всему Райнис увлекся молодой соседкой: «Я среди дня ищу солнце, – да вот оно светит!» Аспазия мужественно старела.

Нынче на взморье, в Майори, принимает посетителей «Мемориальная дача-музей Райниса и Аспазии». Тихое место, шелестят сосны, – там он гулял, там он работал, там он в одиночестве встретил свой 64-й день рождения. Утром на прогулке потерял сознание, очнулся – добрался до калитки. Назавтра опять стало плохо, «трудно дышать». Пока бегали за доктором, пока нашли его, дух вчерашнего именинника покинул тело и отправился «ввысь, к солнцу». 11 сентября исполняется 140 лет со дня рождения Райниса.