Старые письма

В моей жизни случилась большая беда. Копировал огромный архив из старого компьютера в новый. А потом в старом все вычистил «до белизны» и подарил его одной маленькой школе. А потом... а потом ужаснулся. Оказалось, что каким-то непостижимым образом при копировании пропустил очень тяжеленькую папку под названием «Письма», куда на протяжении пяти лет складывал все самые интересные письма из тех, что получал от других людей и посылал другим людям.

Вообще-то, если честно, это было потрясение. Целые куски жизни будто провалились в небытие. Письма,
с ними связанные, служили некоей привязкой, как бы скелетом, на который без труда можно было нарастить ту – такую вроде бы недавнюю, но уже безвозвратно ушедшую жизнь. Теперь ее наращивать не на что. Остались в памяти какие-то фразы, наиболее яркие ее «сюжеты», отзвуки, но это уже никогда не составится
в живое целое. Память все-таки страшно несовершенна. Не однажды уже замечал, перечитывая старые письма, – сколько же она забывает важного и нужного! Вроде бы да, все помнится, но старые письма, вдруг случайно вывалившиеся из древней папки или общей тетради, куда некогда заносил «все впечатленья бытия», доказывают – нет, не все, совсем не все.

В них, в этих письмах, тонешь с головой. Перелистывая пожелтевшие бумажки, забываешь про неотложные дела. Эти бумажки словно вырастают из плоскости в живые объемы и декорации, начинают дышать напряженным дыханием прошлого, которое в памяти воспринимается как нечто вполне спокойное и размеренное, но которое никогда таким не было: оно ярилось в страданиях и радости, несло невозможные открытия, бесновалось и пело. Вот это, настоящее, – все-все есть в старых письмах.

Говорят, в современном мире эпистолярная культура умерла. Это не совсем так. Да, мы разучились писать большие письма на бумаге, но едва ли не больше пишем их, что называется, «в электронном виде». Иногда кажется, что электронные «эпистолы» – это другой жанр, более рабочий, более функциональный, бездушный и скупо-информативный. В чем-то, наверное, так. Огромное количество электронных писем можно уничтожить без всякого сожаления, что мы часто и делаем, – у них нет долгого дыхания, они отражают некие рабочие моменты профессиональной деятельности. Но все дело в том, что на этом несомненном фоне не так уж мало и душевной переписки.

Помянутая мной безвозвратно потерянная моя папка «Письма» убеждает в этом – в нее собиралась, пожалуй, лишь какая-нибудь сотая или двадцатая доля написанных и полученных мною за пять лет писем, но в конце концов она разрослась до объемов, сравнимых с книжными и уж, во всяком случае, не уступающих прежним бумажным эпистолярным объемам. Это удивительно – при том нашем автоматическом ощущении нашего нынешнего «неписания» и ностальгии по эпистолярно-бумажным временам. Какая-то странная ошибка восприятия.

Но электронные носители очень хрупки и ненадежны; каждый, кто давно живет с компьютером, наверное, не раз уже успел убедиться в этом. Мы пережили пору бурного увлечения ими, когда казалось, что альтернатива «неуклюжим» книгам, которые так громоздки и так легко гибнут, наконец-то найдена. Эта альтернатива нас подводит – слишком часто и слишком неожиданно. Хотя, разумеется, деваться некуда – тут вопросы удобства, быстроты сообщения и пр.

Нужно учиться бережно работать с электронными архивами. И не только с «рабочими», но и – может быть, гораздо бережнее – с «душевными», которые сохраняют дыхание нашей жизни. В электронных письмах, дневниках, немотивированных текстах, картинках.

Я пишу сейчас эти слова и почти физически ощущаю, как неуютно им рядом друг с другом: «электронные носители» плохо уживаются рядом с «душой», «ностальгией», «старым письмом», конфликтуют, стараются разбежаться по отдельным углам – вот здесь живут наисовременнейшие компьютеры, «цифровики», «носители информации», а вот здесь плохо объяснимые и пропахшие нафталином «души» и «старые письма». Но им не разбежаться – человеку не скрыться ни от современности, ни от собственной души.

Так что не слушайте Пастернака, заводите электронные архивы, тряситесь над электронными рукописями.

Мне всегда были необыкновенно симпатичны люди, влюбленные в собственное прошлое. Влюбленные не эгоистично, а как в живую примету «прекрасной и яростной» жизни. В собирании ее знаков есть глубокий смысл – они, эти знаки, расположенные в определенном порядке, не дают ей окончательно пропасть в музейной застылости. Вот прекрасный пример – Александр Блок. В каком порядке он содержал свой архив, с каким вниманием собирал его! Как трепетно перекладывал и перечитывал старые листочки – будь то чужие письма или собственные дневники. И как безжалостно и отчаянно уничтожал «лишнее» в конце жизни, словно рассчитываясь с ней в своем предсмертном отчаянии. Да, уничтожал. Но – перед этим собирал.