Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Библиотека в школе»Содержание №14/2007

От составителя. Спортивная повесть. Герои Татьяны Сергеевой с детства усвоили как непреложную истину известное высказывание: «О спорт! Ты – мир!» – и вкладывают в него особый смысл: их мир ограничен спортом. Блеск медалей и даже тяжелый труд спортсмена – это лишь внешняя сторона жизни юной гимнастки. Спорт требует от нее куда большего. Готова ли Анна отречься от всего ради великих побед и поймет ли героиню ее самый близкий человек, тренер, другого мира, кроме спорта, не знающая и не желающая знать?

На уроках сидеть – настоящая пытка. Последние два года я редко бываю в школе. Всё время в разъездах. Учусь кое-как. Ирина говорит: «Через пень-колоду». А в классе – напряжёнка. Чем меньше я бываю в школе, тем сильнее меня не любят и ребята, и учителя. Выхожу отвечать к доске, все замирают – так и ждут, что я ляпну какую-нибудь глупость. От каждой моей ошибки все просто в щенячий восторг приходят. Потому и стараюсь не подавать повода: когда мы дома и я хожу в школу, стараюсь уроки учить так, чтоб от зубов отскакивало. И, между прочим, четвёрочки с пятёрочками в моём дневничке не переводятся. Учителя хоть и злятся, но вынуждены мне хорошие отметки ставить. А чего мне всё это стоит, наверно, только Бабаня знает. В прошлом году больше всего с историей мучилась. Средние века. Начнём Англию проходить – а нас на сбор вызывают... Приезжаем – уже Германию проходят... Уедем на соревнования, вернёмся, а в классе про Жанну д’Арк говорят... Такая каша была в голове. Один раз у доски сморозила что-то, так Ромка Генин даже зааплодировал от восторга. Тут уж я по-настоящему разозлилась. Сели мы на сборе с Ириной за этот учебник и от корки до корки его выучили. Даже вперёд забежали. Ирина мне тогда здорово помогла: все после обеда отдыхать, а мы карту Испании изучаем, вечером команда телевизор смотрит, а мы с Ириной про инквизиторов читаем... Отдыхать совсем некогда было: на сборах не разгуляешься – по две трёхчасовые тренировки в день, да ещё зарядка на час. А вечером только одна-единственная мечта – до постели добраться.

Ну ребята – ладно, а вот почему учителя злятся – не понимаю. Я не хулиганю, не пью, не курю, в милиции никогда не была, – за что меня так ненавидеть? Между прочим, я ломлю как лошадь и на международных соревнованиях за свою страну выступаю...

Я никому не говорила, что получаю стипендию. Как-то узнали, – что было! Наташка Переверзева столько трепалась по этому поводу, наверно, мозоль на языке схлопотала. А Колька Семёнов, этот засюсюканный маменькой очкарик, так презрительно на меня посмотрел и плечиком пожал... С тех пор в мою сторону даже головы не поворачивает. Со сборов приеду, все меня тормошат, интересно всё-таки, особенно когда за границу начала ездить, а Колька учебник раскроет и отвернётся или вообще из класса демонстративно выйдет...

Но, если честно, на уроках я отвыкла сидеть. Сорок пять минут – целая вечность...

Наконец-то кончился последний урок, Елизавета Павловна в учительскую поплыла. А мои однокласснички почему-то не разбежались, как обычно, а все в классе остались. Опять против меня что-то задумали, сразу видно: шушукаются, хихикают и на меня поглядывают.

– Ладно, – говорю, – выкладывайте сразу. Мне на тренировку пора.

Колька Семёнов фыркнул, как кот, вышел из класса и дверью хлопнул.

– Ну и дурак! – крикнула ему вслед Наташка. Потом ко мне повернулась и хитренько так говорит: – Мы, Анюта, вчера в цирке были... Так там один на проволоке сальто делал... Или как там это у вас называется, когда подпрыгивают, через голову переворачиваются и снова на проволоку встают... Вот мы и поспорили: ты ведь на бревне всякие прыжки делаешь, говоришь, даже десять баллов в Дании за бревно получила... А вот на канате сможешь? Своё упражнение на канате сделать сможешь?

Ни фига себе! Совсем чокнулись! Я даже засмеялась. Вот что значит, ничего не понимать в гимнастике! Это мою-то комбинацию на канате?! Хоркина – чемпионка мира, а предложите ей такое, что она вам скажет? Стою и думаю, ну как этим психам объяснить?..

– Какое там упражнение! – скорчил рожу Ромка Генин.– Ей бы просто по канату пройти и не свалиться...

– Ну, пройдёшь? – просто изнывала Наташка. – Восемь лет на гимнастику ухлопала, а пройти по канату не можешь?

Ну что с них взять?! Спортом они не интересуются, на соревнования не ходят, даже по телику гимнастику не смотрят. Столько раз на городские соревнования приглашала – ни один не пришёл. А сейчас вот придумали этот канат.

– Пройти пройду, – пожала я плечами. – Только где?

Мальчишки засуетились.

– Это мы сейчас... Это мы в один момент...

Ага, готовились, значит! Наташка просияла даже, прошептала мне на ухо:

– Молодец, Анютка! Я с мальчишками из-за тебя поругалась, понимаешь? Они не верят, что ты классная гимнастка, говорят, что здесь что-то не так, что ты только хвастаешься и что тебя проучить надо... Вот я с ними и поспорила на шоколадку... Поспорила, что ты по канату запросто...

Не слабо, конечно... Я на неё так внимательно-внимательно посмотрела, а Наташка даже глаз не отвела. Смотрит, взгляд такой небесно-голубой, чистый. Она меня каждый раз просто поражает. Но это единственный человек в классе, с которым я не то чтобы дружу, но по крайней мере разговариваю...

Мальчишки суетились вокруг каната, протянули его от ручки двери к оконной раме. Высота над полом небольшая, спрыгнуть всегда можно, но угол наклона приличный. Я потрогала канат рукой. Натянули туго, черти, наверно, опробовали не раз, провокаторы... И где только канат достали? Из физкультурного зала стащили, не иначе.

– Ладно, – говорю. – Отходите!

Мальчишки отошли. Наташка торопливо затолкала швабру в ручку двери и встала возле неё. Я сбросила старые босоножки, подставила учительский стул и взгромоздилась на канат. Бред какой-то... Самый настоящий дурдом. А отказаться нельзя, и так в классе жизни нет, даже в школу идти не хочется. Чуть-чуть покачалась на носках – ничего, стою. Нор-маль-но...

– Ну давай, Анюта, давай! – зашипела Наташка осипшим от страха голосом. – До окна и обратно...

Видела бы меня сейчас Ирина! Убила бы. Главное – не свалиться. Прыгать я, конечно, не собираюсь, мне ещё пожить хочется, но пройти, пожалуй, можно. К окну идти – вверх, назад – вниз. Главное – повернуться, но над подоконником можно взяться рукой за оконную раму, переживут однокласснички – это им не цирк. Делаю первый шаг, следующий... Нормально. Можно и поуверенней. Иду смелее, даже пританцовывать начала. Учительский стол уже подо мной. Ещё на два шага ближе к раме... И вдруг... Я не успеваю ничего понять. Рама вдруг отделяется от окна и начинает медленно клониться в мою сторону. Раздаётся сначала треск, потом грохот, звон разбитого стекла, я падаю, ребята с визгом – врассыпную. Потом меня бьёт по голове что-то тяжёлое, мне очень больно, но я, как всегда, молчу... Наташка бросается ко мне, истерически кричит:

– Кровь!

И тут в дверь нашего класса начинают бешено ломиться. В коридоре кричат учителя, швабра от рывка разлетается пополам, и к нам врывается весь педсовет во главе с Елизаветой, нашей классной руководительницей. Увидев меня, она так побледнела, что я даже испугалась за неё. Сначала она лихорадочно ощупала мои конечности, велела кому-то позвать медсестру, а потом затрясла меня, как грушу, даже голова заболталась. А Елизавета вдруг заплакала и отвернулась. Ну дела... Я уже почти ничего не видела левым глазом, его закрывал рог, быстро прорастающий на моём лбу. Учителя хрустели разбитыми стёклами, мальчишки онемели от страха, стояли вдоль стены, как на построении. Только Колька Семёнов, взявшийся неведомо откуда, удивлённо таращился на меня.

Но как только взрослые убедились, что мы все живы и с целыми костями, прозвенел звонок на урок, и все разошлись, только Елизавета осталась с нами. Она и раньше-то меня с трудом переваривала, а теперь просто с ненавистью смотрела, а слёз и след простыл.

– Конечно, Дружинина... Что ещё можно было от тебя ожидать? Тебе мало твоих тренировок, тебе надо ещё и в школе аттракцион устроить!

Наташка, а за ней и мальчишки что-то неразборчиво лепетали, что, мол, виновата не только я, что это все виноваты, но Елизавета только отмахнулась. И в итоге я, вся вымазанная йодом, с перевязанной рукой и с гигантским рогом на лбу, слышу приговор:

– Завтра придёшь с матерью!

Я промолчала.

Елизавета тут же спохватилась.

– Хотя... Придёшь с тренером. Как там её зовут? Всё время забываю...

– Ирина Николаевна...

– Так вот. Без Ирины Николаевны в школу можешь не приходить.

Я киваю. Хорошо, я больше в школу не приду.

© Татьяна Сергеева

Рис. Елизаветы Егошиной