Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Библиотека в школе»Содержание №7/2009

Татьяна Рудишина

Горелик М. Детское чтение // Новый мир. – 2009. – № 1. – (Опыты)

Михаил Яковлевич Горелик – публицист, эссеист, постоянный автор «Нового мира». Эссе из его цикла «Детское чтение» публиковались в № 6 за 2005 год и в № 2 за 2006 год журнала «Новый мир». В данную подборку вошли три эссе:

«Мишенька» – о творчестве на поприще детской литературы князя Владимира Фёдоровича Одоевского (Мишенька – герой сказки «Городок в табакерке»);

«У природы есть плохой погоды» о Джудит Вайорст, придумавшей книжный сериал про маленького мальчика Александра;

«Колобок на rendez-vous» – история колобка.

Вот о ней, последней, всем известной, и приведём текст:

История колобка – одна из множества историй заведомо обречённого бунта против судьбы. Колобок замыслен и создан как снедь, сколько невесть откуда взявшегося добра на него изведено! Его предназначение, смысл его жизни – быть съеденным. Вопрос только кем (доброй бабушкой или злым волком), когда (немедленно или чуток погуляв на воле) и в каком состоянии (послепечной румяной непорочности или испачкавшись и пооббившись на жизненном пути). Sub specie aeternitatis – никакой разницы. Но и у колобка своя точка зрения. Дело даже не в том, что он не хочет мириться с такой судьбой, – он как бы вообще о ней не осведомлён. Мы (читатели) осведомлены, он – нет. Мы живём в пространстве объективного детерминизма, он – в пространстве субъективной свободы.

Эдип знает свою судьбу, пытается её избежать, тем самым соотносясь с ней, и терпит ожидаемое поражение – большая тема греческой трагедии. И вещий Олег тоже. Цинциннат Ц. опытно выясняет, что судьба актуальна, покуда играешь по её правилам, но он знает правила. А колобок – нет. Ему ведь никто не объясняет, что у него на роду написано; конечно, все персонажи наперебой приглашают его на обед, но это ведь, так сказать, приватные приглашения; быть съеденным – для колобка не ужасная, вписанная в жизненный сценарий, необходимость, а лишь неприятная возможность, которой, как выясняется, легко избежать (до поры до времени).

Жолковский А. Горе мыкать // Звезда. – 2009. – № 2. – С. 208–221 – (Уроки изящной словесности)

Формулируя свою поэзию грамматики, с её акцентом на роли в поэтическом тексте языковых категорий, особое внимание Якобсон уделил местоимениям. В пушкинском «Я вас любил…» для него прежде всего важен местоименный костяк: Я вас – в душе моей – она вас – Я вас – ничем – Я вас – Я вас – вам – другим. Это естественно. Местоимения, особенно личные, находятся в точке пересечения внешнего объективного сюжета с внутренним, субъективным – собственно лирическим.

Поэты чутки к смысловому потенциалу местоимений и иногда иронически его обнажают. (Пушкин. «Она». 1817). К подобной поэтике Пушкин возвращается и в зрелые годы («Ты и вы». 1828).

Тем временем произошли радикальные исторические сдвиги, отразившиеся и на употреблении местоимений, в том числе в поэзии, которая была тут чутким барометром.

Мы желаем звёздам тыкать,
Мы устали звёздам выкать,
Мы узнали сладость рыкать.

Хлебников

Автор рассматривает, как местоимения «правят» текстом, умножая смыслы в произведениях Маяковского, Блока, Замятина.

Я – мы – ты – вы – он – она – они – оно у Пастернака, Ахматовой, Гиппиус, Горького, Ильфа и Петрова, Ходасевича, Окуджавы, Ахмадулиной, Соколова, Лосева.

А образец полного примирения со сколь угодно сомнительным индивидуальным «я» предложит Лимонов:

Я был весёлая фигура
А стал молчальник и бедняк
Работы я давно лишился
Живу на свете кое-как
Лишь хлеб имелся да картошка
Соличка и вода и чай
Питаюся я малой ложкой
Худой я даже через край
Зато я никому не должен
Никто по утру не кричит
И в два часа и в пол-другого
Зайдёт ли кто – а я лежит.

Знамя. – 2009. – № 2. – С. 138–152. – (Мемуары)

«Толстые» журналы, в частности «Знамя», публикуют много разнообразных материалов мемуарного характера. Во втором номере журнала Евгений Попов вспоминает о Генрихе Сапгире («Вот и всё», с. 138–142):

В знаменитом рассказе Василия Аксёнова «Маленький Кит – лакировщик действительности» исповедальный герой, alter ego автора, читает своему малолетнему сыну «детские стихи Генриха Сапгира». Я запомнил это неведомое мне тогда имя. Я не знал, что Сапгир уже «широко известен в узких кругах» как один из признанных лидеров «лианозовской школы» и основник «второй культуры». Я жил тогда в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, а культура современной словесности была для меня единой – от Семёна Бабаевского до Александра Солженицына. Все они для меня были важные, столичные, чужие…

В персонаже карнавального романа Аксёнова «Скажи изюм», фотографе, имеющем брутальное имя Шуз Жеребятников, легко просматриваются отдельные черты и Юза Алешковского, и Генриха Сапгира. Вот изгибы судьбы: Юз, исключённый из школы, где он учился вместе с будущим прозаиком Георгием Семёновым и будущим критиком Вадимом Кожиновым, имевшим в либеральных кругах стойкую репутацию обскуранта, был отдан суровым родителем в ФЗУ. Где и встретился с Генрихом Сапгиром, который тогда уже писал стихи и согласился взять Юза в ученики за твёрдый гонорар в сто сталинских рублей за урок. Которые Юз крал из кармана отцовского кителя и которые приятели пропивали непосредственно во время поэтического урока.

Чингиз Гусейнов публикует цикл Memor-портреты. (С. 143–152). В цикл входят: «С дистанции времени, или люди, которых мне не хватает: Муза Павлова и Владимир Бурич»; «Николай Николаевич Вильмонт: “Только мудрым тайну вверьте”».

Из нынешних огорчений – прошло мимо меня всё, что было связано с Пастернаком, – я был всего лишь молчаливым наблюдателем, посещая писательские собрания с жаркими битвами (особенно – в большом зале ЦДЛ, где осуждали его). Уходил от общения с ироничным соседом Львом Копелевым, хотя случалось, прогуливались по Красноармейской улице, он был щедр на откровенные высказывания… Запоздалое сожаление: мог бы (увы, недопонимал) чаще общаться со «странным» Николаем Глазковым, тем более что нас с ним объединяла страсть к шахматам, и мне б не было отказа во встречах.

Нейман Е. Новые мифы о творении // Новый мир. – 2009. – № 2. – С. 138–151. – (Мир науки)

Весной 2008 года в мировой прессе появилось множество сообщений о том, что учёные создали гибрид человека с коровой. Это были и научные статьи, и популярные сообщения разной направленности, и, естественно, огромное число статей, касающихся этической стороны этого открытия…

От Ромула до наших дней:

В Древнем мире гибриды человека и животных не считались такой уж редкостью (сфинкс, Минотавр, кентавры, Пан, сирены). Когда античная вольница сменилась Средневековьем, гибридные чудища не исчезли (горгульи, русалки, василиски, гомункулусы, химеры).

Далее рассматриваются опыты ХХ века – века селекционеров от межвидового скрещивания до генной инженерии 60–70 годов двадцатого века.

Последняя декада ХХ века. Самыми горячими становятся исследования в области стволовых клеток и геномики. Стволовые клетки, как выяснилось, могут превратиться в любую клетку человеческого тела.

Диалог с будущим:

Ученые, работающие над проблемой клонирования, стволовых клеток, инженерной эмбриологии, вряд ли ставят перед собой цель завоевать мир, а для утверждения своей власти создать армию безликих биосолдат. Нельзя также упрекнуть учёных в стремлении улучшить мир жестокими биоинженерными методами: внедрить в людей нанороботов, которые будут программировать личность в соответствии с правилами хорошего поведения, или специально клонировать элитную часть населения… Тогда какие же задачи будущего могут решить ими созданные кощунственные с обывательской точки зрения гибридные монстры? Далее сформулированы четыре основные задачи.

«Я рыбная мышь или мышная рыба?»

В этом разделе о межвидовых гибридах – химерах, настоящих гибридах, трансгенах, цибридах.

«Тварь ли я дрожащая или право имею…»

Рассмотрены моральные и этические проблемы генной эмбриологии, клонирования межвидовых гибридов.