Татьяна Рудишина

Сойфер В. Очень личная книга: Воспоминания о великих российских учёных Сергее Четверикове и Николае Тимофееве-Ресовском // Новый мир. – 2009. – № 3. – (Мир науки)

Когда рассуждают о том, какой вред нанёс России коммунистический режим, обычно говорят о загубленных бесправными арестами жизнях, о десятках миллионов посаженных в сталинское время (из них около 13 миллионов по политическим статьям), но редко касаются вреда, нанесённого престижу России в мировой науке. В 1935 году Трофим Денисович Лысенко вызвал горячее одобрение Сталина заявлением на митинге в Кремле, что среди учёных есть вредители. Начиная с 1937 года он твердил, что генетика – враждебная социализму наука. Этот призыв был созвучен собственным взглядам Сталина, и в 1948 году генетику в СССР запретили решением Политбюро партии коммунистов. Административному запрету подверглись и другие научные дисциплины.<...>

Эти запреты ломали судьбы учёных, развивавших новые направления и выводивших Россию в число передовых. Изучение гонений на генетику в СССР даёт немало примеров этого рода.

…В начале XX века Сергей Сергеевич Четвериков разработал модель «волн жизни», объяснявшую всплески эволюции видов в случае развития огромного числа особей видов в отдельные годы, затем предложил объяснение «основного фактора эволюции насекомых». Последнюю из указанных работ тут же перевели на английский язык.

Можно себе представить, как бы старались и финансово, и морально поддержать такого ученого в любой другой стране мира. А в СССР Четверикова арестовали в 1929 году по совершенно ложному обвинению и выслали из Москвы на 5 лет, не разрешив вернуться на своё прежнее место жительства и работы и после окончания ссылки. Наука СССР пострадала от этих драконовских, незаконных и глупых мер, Россия потеряла приоритет, потому что через несколько лет американец С.Райт и англичанин Р.Фишер повторили выкладки Четверикова, а Россия осталась позади.

Ещё один пример – судьба ученика Четверикова Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского.

Автор рассказывает о своем знакомстве с учёными, приводит переписку с С.С.Четвериковым, знакомит с непростой личностью Н.В.Тимофеева-Ресовского.

 

 

 

Игрунова Н. «Воспоминания об этом времени у каждого свои». Дети и взрослые о Советском Союзе. Сочинения белгородских школьников, комментарии писателя Ирины Богатырёвой и социолога Бориса Дубина // Дружба народов. – 2009. – № 3. – (Мы и наши мифы)

Не прошло и двух десятков лет с тех пор, как перестал существовать Советский Союз, а уже не только в воображении детей, родившихся после, но и в памяти людей взрослых и это государство, и эта жизнь стали мифом.

Пятнадцать лет назад, через три года после распада Советского Союза, когда этот факт ещё окончательно не утвердился в сознании его бывших граждан, я предложила учителю литературы Е.Коняевой спросить своих учеников, как они чувствуют себя в новой реальности, мешают ли им появившиеся границы, знают ли они собственную национальность, как относятся к другим народам, есть ли у них родня и друзья в новых независимых государствах. Елена подключила коллег из других школ города Белгорода. Ответы были очень непосредственные и очень личные, со множеством живых деталей.

Спустя полтора десятка лет мы с Еленой подумывали, как бы повторить этот опыт с её теперешними учениками...

«Чистота эксперимента» соблюдена: размышляют ученики той же самой школы, того же самого учителя, того же возраста. Советский Союз для них абсолютная терра инкогнита.

То, первое поколение выросло – и... создаёт свой миф о Советском Союзе. А социолог Борис Дубин достраивает поколенческий миф до коллективного: мы – граждане современной России – в это советское «зеркало» смотримся и узнаем себя нынешних.

Миф первый. Что я знаю о Советском Союзе и его исчезновении?

5-й класс (1997–1998 годы рождения): «В.И.Ленин – революционер Российской Федерации. Благодаря ему распался Советский Союз».

7-й класс (1995–1996 годы рождения): «Почти все люди читали. Милиция была честная и добросовестная. В институтах не брали взяток. А в школах никто не собирал с учеников деньги!»

Миф второй. Чувство, что мы родились в огромной – в полмира – и великой стране, успело укорениться в нас. Ирина Богатырёва, писатель.

Миф третий. Советский пейзаж посреди римского Колизея. Борис Дубин, социолог.

 

 

Москвина М. «Я ухожу, как воздух между пальцев...» : Рассказ // Дружба народов. – 2009. – № 3

Уходит поколение. Как странно это говорить о тех, кому только вчера перевалило за пятьдесят. Вопреки сложившейся традиции перекидного календаря не писать о беллетристике, обращаю внимание на рассказ Марины Москвиной памяти Андрея Антонова. Рассказ-прощание с человеком и эпохой, рассказ о том, как в конце 80-х при сумасшедших обстоятельствах весело рождалась новая детская литература.

Слышь, Андрюха! Помнишь, мы говорили с тобой и Седовым: ребята, если что – сразу устремляемся к Чистому Свету. Особенно Седов любил по радио у меня в передаче читать «Тибетскую книгу мёртвых». – «Близится время ухода твоего из этой яви, – слышался из радиоприёмника его загробный голос. – Ты покидаешь этот мир, но ты не одинок: смерть приходит ко всем. Будь внимателен. Соберись. Гляди, слушай. Скоро увидишь ты предвечный Чистый Свет. Перед тобой распахнётся невероятный простор. Ты будешь плыть как пушинка, свободно, один. Не отвлекайся, не ликуй, не бойся. Это миг твоей смерти», – сообщал он оцепеневшим радиослушателям кухонных приёмников Советского Союза.

Это ж наша настольная книга любимая. После Юрия Левитанского. Пицунда. Семинар молодых писателей. В столовой пока ещё незнакомый Седов «случайно» садится за мой стол, расфокусированным взором даоса поглядывает на меня, предчувствуя, наверно, какая важная это встреча в нашей жизни, однако, по молодости, не веря, что в жизни, в принципе, могут быть важные встречи.

Внезапно в дверном проёме веранды возникают очертания странного существа, инопланетянина, Лик Божий явственно проступал сквозь его лицо, сиянье сини окружало его. Слегка улыбаясь, лавируя между столами, спокойно глядя мне в глаза, он направляется к нашему столу.

В тот май тебе было двадцать пять, мне тридцать три – у меня семья, дети, собака. Я почувствовала, что я Ассоль с полностью состоявшейся судьбой, когда вдруг на горизонте возникли алые паруса. – Это мой друг. Красавец, правда? – сказал Седов, заметив мое ошеломление. – Я таких красавцев нигде больше не встречал. – Вот и я тоже не встречал таких красавцев, как я, – сказал ты, подсев к нам. – Серьёзно говорю, – продолжал ты. – Ведь мы с Седовым решительно покончили с ироничностью. Совсем. А то даже пукнуть не могли. Иронично не получалось, а просто, без затей – как-то душа не лежала. Прямо живот стал дуться. ...

 

 

Сёмин В. Рабочие записки [Публикация В. Кононыхиной-Сёминой. Вступление Сергея Чупринина] // Знамя. – 2009. – № 3

«Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции…» – сказал Иосиф Бродский. И ошибся. В советской, во всяком случае, провинции жилось ещё гаже, чем в столице.

Удушать таланты здесь умели так, что никто и предсмертного хрипа не услышит. Неунизительно заработать себе на пропитание было почти невозможно, а собутыльников найти гораздо легче, чем собеседников. Печататься почти негде. А среда…

«Любая писательская среда – банка со скорпионами, – подталкивал меня к эвакуации из Ростова-на-Дону в Москву старший товарищ. – Но в столице банка побольше, и можно, по крайней мере, отползти в сторону. А у нас отползать некуда…»

«Рабочие записки» Виталия Сёмина как раз про то, что отползать некуда. Он тянулся в Москву, там впервые опубликовал свои лучшие вещи, там, в кругу старого «Нового мира», в дружбе с Асей Берзер и Юрием Домбровским, в разговорах с Виктором Некрасовым, Борисом Можаевым, Фазилем Искандером, Лёвой Левицким получал необходимую духовную поддержку, а жил в Ростове.

Ещё и потому, что странною любовью, которую рассудку не победить, любил этот южный, пыльный, базарный город, и сыновнее чувство в этих записях, как и в его прозе, смешивается с отвращением.

На страничках, которые мы печатаем, почти нет имён и фамилий. Одни инициалы. Их, в соответствии с публикационными нормами, надо было бы расшифровать. Но зачем? Вполне достаточно знать, что Лёка – это ближайший ростовский друг Сёмина, поэт и переводчик Леонид Григорьевич Григорьян, преподававший в те годы латынь в медицинском институте, а Ю.А.Жданов, мутный и тяжкий разговор с которым воспроизведён так подробно, вошёл в историю как сын того самого Жданова, зять того самого Сталина, докладчик на печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948 года и многолетний ректор Ростовского университета. Что же до К., Б., Л., Г. и Д., избранных членами писательского партбюро, и иных Т., А., З., И., П-о, Л-о, Т-го, то имя им – легион. Поэтому пусть уж они так и останутся безликой средою, которая хотела растворить Сёмина в себе или – подсказывает нам классическая цитата – слопать его, как чушка своего поросёнка.

Не слопали. Подавились.